Перевод фанфика Amity33 «A Christmas Mess» - "Рождественский беспорядок"

[from-eroica-with-love]

Название: Рождественский беспорядок
Переводчик:  Инна ЛМ
Оригинал: Amity33 «A Christmas Mess». Разрешение на перевод получено.
Ссылка на оригинал: www.archiveofourown.org/works/1083894
Размер: Мини, 3040 слов
Персонажи: Клаус Хайнц фон дем Эбербах/Дориан Ред Глория (Эроика), Бонхэм
Категория: слэш
Жанр: романс, повседневность, дружба
Рейтинг: PG-13
Краткое содержание: Это мое представление о том, как майор провел Рождество в замке Дориана – с точки зрения Бонхэма; источником вдохновения была сайд-стори «Добрые гости в святую ночь» (аннотация от автора).
Примечание: мой перевод сайд-стори «Добрые гости в святую ночь» («Good Visitors of the Holy Night») был выложен на челлендже; ссылка для скачивания (около 16 Мб): www.mediafire.com/download/8mny9b67ma9k8yn/Good...
Размещение: с моего разрешения


«Наконец-то сезон праздников завершился. Я только надеюсь, что приду в себя до того, как наступит новое Рождество».

Бонхэм вздохнул с безграничным облегчением, когда увидел, как ослепительно-красная машина Дориана исчезает вдали, направляясь в аэропорт Хитроу. Сперва майор категорически отказался садиться в такую кричаще яркую машину, даже в качестве пассажира; но в Норт Даунс не было пункта проката автомобилей, а ближайшая железнодорожная станция находилась в пятидесяти километрах – слишком далеко даже для него, чтобы дойти дотуда пешком. Не имея иной альтернативы, в итоге майор скрепя сердце принял любезное предложение графа отвезти его в аэропорт. Нет нужды говорить, что лорд Глория был положительно в восторге от такого прощального тет-а-тет с объектом своих воздыханий – его романтическая душа всегда наслаждалась подобными вещами. Бонхэм тоже был в восторге – увидеть, как упомянутый объект воздыханий уезжает.
Сам факт, что дядюшка НАТО провел Рождество в замке Дориана, был, как и следовало ожидать, результатом очередного из тех злополучных совпадений, которых Бонхэм уже научился опасаться, и которые регулярно приводили их компанию к встречам с этим воплощенным ужасом. Благодаря этому невероятному совпадению пути Эроики и майора вновь пересеклись в Англии, куда последний прилетел, чтобы провести там Рождество. Бонхэм остолбенел – по-другому это и не назовешь – когда Дориан сообщил ему под строжайшим секретом (после того, как заставил его поклясться жизнью, что никогда не проронит об этом ни единого слова никому, особенно Джеймсу), что истинной причиной этой неожиданной миграции было стремление майора избежать необходимости встречать Рождество в обществе своего отца. Очевидно, этот старик был сущим драконом, по крайней мере, насколько мог судить граф; Бонхэм, со своей стороны, уповал на то, что ему никогда за всю свою жизнь не доведется познакомиться с этим человеком. Личность, от которой сбежал бы даже сам Железный Клаус, была определенно не тем, кого Бонхэм мечтал бы повстречать.
Так или иначе, после этого необычайного поворота событий майор согласился отправиться на Рождество в Норт Даунс, главным образом потому, что он хотел, чтобы граф сохранил в тайне его слабость по отношению к отцу; Дориан и так сделал бы это, но Клаус не чувствовал, что может довериться его обещанию держать рот на замке, если только не даст ему что-то взамен. Изначально он намеревался погостить лишь два дня; но затем пресловутое везение Эроики опять заявило о себе. Непредвиденная и очень сильная снежная буря накрыла Германию, в особенности Бонн и его окрестности. Из-за обильного снегопада и ураганного ветра приостановилось движение поездов, и отец майора был вынужден продлить свое пребывание в Германии на несколько дней, так как он не мог вернуться в Швейцарию. После еще одного отчаянного звонка шефу, который подтвердил, что в настоящий момент нет никаких заданий, требующих его присутствия где-нибудь подальше от Германии, у майора не оказалось другого выбора, кроме как продлить свое собственное пребывание в Англии до целой недели, вплоть до Нового Года. Дориан, конечно же, был в неописуемом восхищении от того, что сможет провести с ним побольше времени. А вот Бонхэм – наоборот.
Представление Бонхэма о приятном Рождестве в основном включало такие вещи, как уломать Джеймса потратить немного дополнительной наличности на закупку обильного угощения и закатить славную пирушку для всей их компании в главном зале замка. А потом уютно устроиться перед очагом, потягивая эгг-ног** и смотря праздничные передачи по телеку. Или слушая рассказы лорда Глория о том, как в этом замке отмечали праздники в годы его детства, и планируя будущие ограбления. Или даже слушая, как Джеймс ноет по поводу того, что в этом году цены на индейку ну прямо несусветные, и повествует, как он торговался с мясником на местном рынке до тех пор, покуда тот не согласился расстаться с птицей за треть ее нормальной цены. Но это представление определенно НЕ включало то, что какой-то помешанный на чистоте и аккуратности майор будет помыкать им и заставит его привести в порядок весь замок Глория от башни до подвалов в течение одной проклятой недели.
Майор уже однажды бывал в замке Глория – много лет назад, когда руководил обеспечением безопасности на мирном саммите, происходившем по соседству. В тот раз он нехотя признал, что замок «неплох», хотя и не забыл добавить, что его собственный находится в лучшем состоянии. Однако, тогда замок был только что отремонтирован и в нем всё было тип-топ в честь приема знаменитых гостей Эроики из преступного мира. Но сейчас замок был не в таком идеальном виде; то, что в нем проживала вся банда Эроики, вечная прижимистость Джеймса и наступающая изредка нехватка средств дурно сказались на этом старинном сооружении. Нет, замок, безусловно, нельзя было назвать обветшалым или запущенным, но в нем были заметны признаки беспорядка и пренебрежения.
Нечего и говорить, что с майором едва истерический припадок не случился при виде нынешнего состоянии замка, и он немедля объявил, что, поскольку всё равно застрял здесь и вынужден проводить праздники с компанией извращенцев-дегенератов, то по крайней мере проведет их в обстановке безукоризненной чистоты и порядка. Граф откликнулся в своей обычной беспечной манере, что он был бы очень плохим хозяином, если бы помешал своему гостю развлекаться, и что если майору так уж хочется тратить праздники на уборку замка, то милости просим.
Бонхэм подозревал, что у графа были два мотива для такого ответа: во-первых, он рассчитывал поглазеть в свое удовольствие на тело майора, пока тот будет слишком поглощен уборкой, чтобы это заметить; и, во-вторых, самолично удостоверившись в талантах майора по этой части в доме мистера Л, он задумал извлечь из них выгоду и здесь. Даже Джеймс был не в силах сопротивляться предложению полной бесплатной уборки замка, хотя он всё равно чересчур боялся майора, чтобы возражать; поэтому он удрал и забаррикадировался внутри своей убогой комнатушки на чердаке, в ужасе от мысли, что майор может вышвырнуть его драгоценные пожитки в мусорный ящик (любые здравомыслящие люди назвали бы их хламом).
Бонхэм, со своей стороны, не возражал бы, если бы дядюшка НАТО взял на одного себя выполнение всей этой задачи; но этот человек попросту не мог без того, чтобы не командовать кем-нибудь, и решил, всецело по своей собственной инициативе, что на эту неделю банда Эроики станет его личной уборочной командой.
Вот так и вышло, что в тот же самый день, когда майор прибыл, он составил расписание работ, распределил задания между ними всеми, и, сказав, что они должны благодарить свою счастливую судьбу за выпавшую им редкую удачу – научиться, как правильно проводить уборку – приказал им собрать свое снаряжение и доложиться – да, он употребил именно этот термин, «доложиться» - ему в течение десяти минут. И после этого у Бонхэма началось Рождество, достойное ночного кошмара.
Единственным положительным моментом за эти дни, заполненные мытьем, отскабливанием и тем, что на них на всех орали, было наблюдать за стараниями графа поближе сойтись с майором; Бонхэм от всего сердца сочувствовал лорду Глория, когда его попытки оставались бесплодными, не находя никакого отклика, но был благодарен даже за такую мелкую возможность отвлечься. К примеру, когда граф попробовал сделать откровенный снимок майора, пока тот стоял, взгромоздившись на стул, и оттирал потолок (почему он настаивал на мытье даже потолка, было за пределами понимания Бонхэма). Да уж, как будто Железный Клаус мог не заметить, что кто-то пытается его сфотографировать! Камера была тотчас же конфискована, и майор прорычал в самых недвусмысленных выражениях, что не собирается оставлять никаких отслеживаемых документальных свидетельств своего пребывания здесь, которыми лорд Глория мог бы снова его шантажировать в будущем. Ну что ж, он хотя бы удержался от того, чтобы ударить графа; вероятно, потому, что даже майор счел бы неподобающим бить человека, в доме которого живет.
Потом был еще тот случай, когда Дориан принес в замок ветку омелы, намереваясь, как он позднее сказал Бонхэму, убедить майора, что целовать гостей дома под омелой – нерушимая традиция в Англии. К сожалению, ему так и не представился шанс воплотить этот план в жизнь. Прежде чем он смог повесить омелу в главном зале, туда ворвался майор, прочитал ему целую нотацию за то, что тот замусоривает зал, который он только что вылизал до идеальной чистоты, и выкинул ветку в окно.
Приблизительно тогда же лорд Глория решил, что ему может больше повезти с обольщением майора вечером, когда работы по уборке на некоторое время прерывались (в основном потому, что Бонхэм и вся компания были уже готовы свалиться замертво от изнеможения). В один из вечеров он сумел уговорить майора на «скромную дружескую карточную игру», в надежде обыграть его шулерскими приемами и таким образом получить от него согласие пойти на обед-свидание. Однако эта попытка увенчалась ничуть не большим успехом, чем остальные. Как оказалось, майору не так давно пришлось внедриться в подпольный игорный дом – задание требовало выкурить прятавшегося там двойного агента; в ходе этого задания он освоил полный набор применявшихся там шулерских приемов, и его исключительная память сохранила их все до единого. Так или иначе, если говорить вкратце, то, несмотря на все настойчивые усилия лорда Глория подобраться поближе к мужчине своей мечты, ни одна из его маленьких уловок не сработала и не помогла ему добиться желаемого.
Скорее, это Бонхэм был тем, кому удалось сблизиться с майором за эту неделю – не в романтическом смысле, боже упаси; но он чувствовал, что этот грозный человек позволяет себе держаться чуть менее настороженно, когда они работали бок о бок. Может быть, граф поступил бы мудрее, если бы тоже схватил тряпку и швабру и подключился к уборке; так у него, вероятно, появилось бы больше шансов заставить майора немножко приоткрыться, как полагал Бонхэм. Дядюшка НАТО, конечно, по-прежнему был замкнутым до уровня одержимости, но с Бонхэмом он был заметно менее подозрительным – ну, быть может, делу помогало и то, что Бонхэм не был колоритным на грани эпатажа красавцем-геем, непрерывно заигрывающим с ним. Более того, майор даже высказался о его умениях касательно работы по дому, хотя Бонхэм, ей-богу, предпочел бы избежать этого признания. Но факт, что Бонхэм, помимо того, что был первоклассным вором, был также от природы хорош во всех видах ручного труда; он не вполне соответствовал невероятно высоким стандартам майора, но дядюшка НАТО явно видел в нем потенциал, и решил (разумеется, не спрашивая мнения Бонхэма на сей счет) использовать его таланты уборщика, которые обнаружил, так активно, как это возможно, в течение своего пребывания здесь. Поэтому он заставил Бонхэма работать под своим личным надзором большую часть времени; и так вышло, что Бонхэм, никогда не служивший в армии, получил в высшей степени наглядное представление о том, как чувствовал бы себя желторотый новобранец в ходе обучения в спецназе. Еще прежде, чем закончился первый день, он уже благодарил всех известных ему богов за то, что никогда не поддавался соблазну принять предыдущие предложения майора служить под его началом.
Тем не менее он вынужден был признать, что, хотя этот человек был жестче невыделанной кожи и отличался резкостью надсмотрщика за рабами, он не проявлял нечестности или ненужной жестокости; и он мог от случая к случаю открывать немного чего-то о самом себе тем, кто был вокруг него – если считал, что с данным человеком безопасно это сделать. Бонхэм по-прежнему смертельно боялся его и ни за что на свете не променял бы своего обаятельного и добросердечного хозяина на тираническую власть майора; но он стал яснее понимать причины, по которым лорд Глория был так увлечен этим человеком. И, что еще существеннее, в один прекрасный день он уловил короткий проблеск того, за знание чего Эроика отдал бы свою правую руку; жаль только, что он никогда не сможет рассказать это своему лорду – даже под страхом смерти.
Это произошло, когда они вдвоем с майором были снаружи, занимаясь починкой террасы, вымощенной каменными плитами – многие из них повредил мороз в редкостно суровую и затяжную зиму два года назад, и Джеймсу волей-неволей пришлось согласиться на расходы, требующиеся для их ремонта. Бонхэм трудился вот уже несколько часов не подымая головы, не рискуя взглянуть ни на что, кроме каменных плит у себя под носом, опасаясь, что ему устроят нагоняй за лень и отлынивание от работы в тот же миг, едва он оторвет от них взгляд; пока в какой-то момент его шестое чувство вора не уведомило его, что пронзительный взор майора теперь не сосредоточен полностью на нем и на их задаче, и, после нескольких мгновений колебания, он набрался храбрости украдкой посмотреть вверх, любопытствуя, что же такое привлекло внимание дядюшки НАТО.
Одетый в один из своих эффектных нарядов, в шляпе, украшенной перьями, и в длинном старинном плаще, развевающемся вокруг него, Дориан взбирался по высокой стене замка прямо над ними с помощью крюка-«кошки», который он закинул между зубцами парапетной стены несколько минут назад. Тут не было ничего такого, чего бы Бонхэм не видал раньше; это было той частью обычных тренировок Эроики, которой тот никогда не пренебрегал – ему было необходимо поддерживать безупречную форму для своих воровских операций. Однако Бонхэм был почти уверен, что это не было совпадением – то, что стена, которую Дориан избрал для сегодняшней тренировки, находилась точно на линии взгляда майора. Очевидно, граф вновь решил испробовать тактику выставления напоказ своих телесных достоинств перед объектом своих желаний.
Хотя и не питая особых надежд, что на сей раз эта тактика подействует, Бонхэм осмелился метнуть быстрый взгляд на майора, гадая, что тот думает о потрясающих умениях его хозяина. Клаус, прищурившись, наблюдал за Дорианом на стене; он пробормотал сквозь зубы что-то, подозрительно похожее на «проклятый выпендрежник», но Бонхэму почудилось, что неодобрение в его глазах смешано с чем-то еще, чем-то, смахивающим на… вообще-то он не знал, что это могло бы быть, и даже не был уверен, что это не было лишь игрой его воображения. Правда, у него не было времени поразмышлять об этом сколько-нибудь долго; шестое чувство майора было столь же острым, как и его собственное, и он почти сразу же ощутил, что за ним наблюдают. Резко обернувшись, он пригвоздил Бонхэма к месту своим знаменитым пристальным и гневным взглядом, заставив его содрогнуться от ужаса и снова поспешно склонить голову.
Бонхэм возобновил свою работу, но чувствовал, что майор не спускает с него своего ястребиного взгляда – и раздумывал, не увидел ли нечто такое, чего ему не следовало видеть. Дядюшка НАТО продолжал рассматривать его еще несколько секунд, а затем вдруг спросил:
- Вам это не надоело?
- Э-э… что именно, майор? – нерешительно отозвался Бонхэм.
- Вот это, - сказал майор, указывая нетерпеливым жестом в сторону Эроики, карабкающегося на стену. – Все вы, за исключением того сдвинутого скупердяя, обладаете достаточными способностями, чтобы зарабатывать себе на жизнь честным трудом; вам не обязательно воровать или иметь дело с… этим, - он опять показал на стену. – Почему вы так упорствуете в том, чтобы разрешать этому извращенцу водить вас за нос?
- Но, майор… мы все воры, и мы были ворами еще до того, как встретили милорда, - тихо признался Бонхэм. – Всё, что он сделал – это собрал нас вместе и нашел нашим талантам лучшее применение. И, кроме того… он не больший извращенец, чем все остальные в нашей команде. Мы все гомосексуалы, как вам отлично известно… - Глаза Клауса вновь вспыхнули, но Бонхэм каким-то чудом набрался духу прибавить:
- …И мы все здесь потому, что любим лорда Глория.
- Тогда, если вы так сильно его любите, почему же вы не против того, чтобы видеть, как он постоянно флиртует со мной? – требовательно спросил майор.
Бонхэм пожал плечами.
- Его светлость всегда был таким, - ответил он. – Он любит и нас тоже, просто по-другому. И не имеет значения, в кого он влюблен – он всегда будет заботиться о нас и держать нас при себе… для меня этого более чем достаточно.
Он поднял глаза на майора и в приступе очень нетипичной для него отваги проговорил:
- Вам следовало бы знать, о чем я толкую, майор... в конце концов, вы ведь цените верность выше, чем любовь, не так ли?
Майор одарил его странным взглядом, словно Бонхэм заметил в нем нечто такое, чего раньше никогда не видел. Но Бонхэм знал, что прав; за все эти годы стычек с майором у него было немало возможностей понаблюдать за этим человеком. И он видел, что, хотя майор был суров и даже временами жесток к своим людям, он никогда бы не покинул их на произвол судьбы; он видел, что, хотя дядюшка НАТО старался не выказывать никаких эмоций, он ценил верность, которую вызывал у своих подчиненных и у своих слуг в Шлоссе. Может быть, ему и не было дела до любви, но ему безусловно была небезразлична верность.
- Это правда, - наконец негромко произнес майор, пристально всматриваясь в Бонхэма. – Любовь легковесна, она приходит и уходит по единому мановению… и мне нет никакого проку от таких ненадежных вещей. Но верность, когда она подлинная… она остается навсегда. – Он искоса глянул на стену – Эроика уже почти перебрался через парапет. – Вот и он тоже… хоть он и вечно твердит, что любит меня, я знаю, что это не так… не всегда, во всяком случае. Много раз бывало, когда он столь же сильно ненавидел меня. Но любит ли он меня или ненавидит… я точно знаю, что он предан мне. Будь это не так, меня бы сейчас тут не было.
Бонхэм надолго потерял дар речи, не смея поверить в то, что он только что услышал. Если лорд Глория об этом узнает… Тяжело сглотнув, он спросил дрожащим голосом:
- Майор… вы уверены, что это можно рассказывать мне? Вы ведь понимаете, что, если милорд обнаружит…
Лицо майора внезапно расплылось в улыбке – улыбке, которая пронизала Бонхэма морозом до самых костей.
- Вам известно, сколько разновидностей людей существует в мире, герр Бонхэм? – спросил он непринужденным тоном.
- Ммм…
- Я вам объясню, - сказал майор с той же наводящей ужас улыбкой. – Этих разновидностей две: люди, которые заговорят сразу же, и люди, которые не заговорят ни при каких обстоятельствах. Я принадлежу ко второй разновидности; но, к несчастью, все мои подчиненные принадлежат к первой, как и основная масса людей. И все-таки мне приходится работать с ними и даже доверять им ценную секретную информацию… И что, по вашему мнению, я делаю, чтобы они никогда ничего не выдали врагу?
- Хмм… вы заставляете их бояться вас больше, чем врага? – осторожно предположил Бонхэм, и устрашающая улыбка майора стала еще шире.
- Совершенно верно, - сказал он. – Все мои люди знают, что, даже если их захватит враг, я всегда разыщу их… и если они заговорят, пока будут в плену, то ничто из того, что может сделать с ними враг, не будет хуже того, что сделаю с ними я тотчас же после того, как заполучу их обратно. А теперь вы понимаете, почему я не боюсь, что вы хоть когда-либо повторите любую часть этой маленькой беседы, которая у нас сейчас состоялась?
О да, Бонхэм понимал это весьма хорошо. Если он хоть когда-нибудь скажет хоть что-нибудь, майор непременно узнает, что это был он – тот, кто заговорил… и майор не относился доброжелательно к людям, которые заговорили. Бонхэм очень любил своего хозяина, но тут был риск, который он, вероятно, не мог на себя взять, даже ради него. «Простите меня, милорд… но это – тот секрет, который мне придется сохранить от вас. Я только надеюсь… что в один прекрасный день вы и сами сумеете это выяснить».

____________________________________________

* Название фанфика – непереводимый каламбур, основанный на близком звучании английских слов «mess» (беспорядок, неразбериха) и «mass» (месса). – Примечание переводчика.

** Традиционный рождественский сладкий напиток из сырых куриных яиц, молока или сливок, алкоголя (рома, виски, бренди) и специй (корицы, мускатного ореха или др.); популярен в США, Европе, Южной и Центральной Америке. – Примечание переводчика.