Перевод фанфика Kadorienne «Spring Fever» - "Весенняя лихорадка"

[from-eroica-with-love]

Название: Весенняя лихорадка
Переводчик:  Инна ЛМ
Оригинал: Kadorienne «Spring Fever». Разрешение на перевод получено.
Ссылка на оригинал: www.archiveofourown.org/works/54017
Размер: миди, 16340 слов
Персонажи: Дориан Ред Глория (Эроика), Клаус Хайнц фон дем Эбербах, Джеймс, Бонхэм, агент Z, агент А, агент G.
Категория: слэш
Жанр: романс
Рейтинг: PG-13
Краткое содержание: Клаус делает Дориану предложение, от которого тот не может отказаться (аннотация от автора).
Размещение: с моего разрешения

Майор стоял в нескольких футах от Дориана, спиной к нему, пристально рассматривая прохожих. До чего же это похоже на Клауса. Такой чудесный весенний день, как сегодняшний, а он выискивает подозрительных личностей. Ему наверняка должно быть жарко, даже если «жара и холод – вопросы дисциплины», как он сам сказал однажды, но тем не менее на нем был этот умилительно скучный коричневый плащ в военном стиле, свободного покроя с поясом. Может быть, он просто не хотел, чтобы Дориан мог видеть его первоклассные ноги и тыл. Как мужчина с таким телом способен удержаться от того, чтобы выставлять его напоказ, было за пределами понимания Дориана – как, впрочем, почти всё, связанное с Клаусом. Если бы они были любовниками, Дориану определенно пришлось бы заставить его перейти на костюмы поприличнее. На что-нибудь из «Хэрродс»*1, чтобы отдать должное этому прекрасному телу. Например, что-то цвета «зеленый мозельский». Хотя нет, лучше, чтобы ничто не отвлекало от этих изумрудных глаз.
Дориан протянул руку и, сорвав гроздочку цветов с яблони рядом, засунул ее себе за ухо. Когда Клаус это заметит, он непременно нахмурится в этой своей очаровательной манере, как делает всегда, когда Дориан наводит красоту.
Дабы привлечь внимание своего вспыльчивого возлюбленного, Дориан тихонько потряс ветку яблони, пустив на волю ветра целый водопад маленьких белых лепестков. Секундой позже они окутали Клауса, который стремительно обернулся.
- Прекрати! – крикнул он сердито. На мгновение его взгляд задержался на цветочной грозди за ухом у Дориана, и, как и ожидалось, он насупился. Дориан подавил смешок от такой предсказуемости своего возлюбленного. – Они меня всего засыпали. – И он принялся счищать лепестки со своего плаща.
Дориан тут же отпустил ветку и, подойдя поближе к майору, стал осторожно извлекать лепестки из его темных шелковистых волос.
Клаус тотчас включил всё свое внимание, только что не встав по стойке «смирно» - прямой как шомпол, каждый мускул в его теле напрягся, лицо было одновременно подозрительным и предостерегающим, когда его глаза встретились с глазами Дориана. Пальцы Дориана ненадолго замерли.
- Или я могу оставить все эти лепестки в ваших волосах. Вы с ними и правда смотритесь очаровательно, как сатир или фавн.
Майор снова нахмурился.
- Тогда вытащи их. И давай поживее.
Дориан последовал первому указанию, но не второму, прикидываясь, что сосредоточен на своей задаче, между тем как на самом деле оценивал ту короткую настороженность в зеленых глазах своего любимого, которую подметил за миг до того. Это было выражение, которое он часто там видел, и оно в высшей степени интриговало. Это было не то выражение, которое можно ожидать у человека, вынужденного отбиваться от нежелательных и злящих его заигрываний. Это был взгляд человека, боящегося чего-то в себе самом. И, по мнению Дориана, это могло означать только одно.
Его бедный возлюбленный. Почему он так боится чувственных удовольствий?
Клаус внезапно потерял терпение от забот Дориана и отшагнул в сторону, яростно стряхивая лепестки со своих волос и не глядя на него. Дориан вздохнул.
- Бывают ситуации, когда мне хотелось бы, чтобы я никогда не любил вас, - сказал Дориан с сожалением и тоской, не задумываясь о своих словах.
- Я этого хочу всегда и в любых ситуациях, - огрызнулся Клаус в ответ. – Давай перейдем к делу.
Эроика опять вздохнул.
- Да, дело. Что вам надо от меня на этот раз?
Как он и ждал, майор выглядел раздраженным этой формулировкой, но смирился с ней.
- Нам нужны кое-какие документы из Института Тагарилло в Чикаго.
Дориан приподнял брови.
- Институт Тагарилло? Вы ведь знаете, кто они такие, насколько я понимаю?
Клаус угрюмо кивнул.
- Если тебя поймают, они, вероятно, не станут утруждать себя арестом. – Он помолчал. – Естественно, мы обеспечим тебе поддержку. Но я не стану притворяться перед тобой, что этого гарантированно хватит.
- Вы будете там, майор? Вы лично?
- Конечно. Это важное задание. Я не могу оставить его на подчиненных.
- Если вы будете там, то этого довольно, - сказал Дориан со своей самой обворожительной улыбкой. Клаус неласково зыркнул на него, прежде чем отвести взгляд. – И все же, даже если не брать в расчет риск для жизни и здоровья… Мне кое-что известно про их систему охраны. Она одна из самых лучших. Даже для меня это будет серьезным вызовом.
- Это трудно и опасно, - согласился Клаус. – Если хочешь знать мое мнение, то я скажу, что ты будешь идиотом, если возьмешься за эту работу. Не похоже, чтобы цели НАТО хоть что-то для тебя значили.
- Ровным счетом ничего, дорогой. Но ваши цели значат для меня очень даже много.
- ПРЕКРАТИ НЕСТИ ЭТУ ИЗВРАЩЕНЧЕСКУЮ ЧЕПУХУ! – заорал Клаус. Несколько прохожих с любопытством покосились на них.
Дориан подставил ухо Клаусу.
- Вы бы не могли говорить погромче, мой дорогой? Я вас не слышу.
Майор гневно посмотрел на него.
- Идиот, - прорычал он. – Так ты за это возьмешься? За эту работу, - прибавил он торопливо.
- Ну конечно, возьмусь, - серьезно ответил Эроика. - Вы же знаете, что я сделаю для вас всё что угодно, майор.
Весомость тона Дориана, кажется, поразила и озадачила Клауса. Он вновь встретился глазами с Дорианом, его собственный взгляд был изучающим и вопросительным.
- В таком случае ты идиот, - сказал он наконец.
- Вы мне постоянно об этом напоминаете, - сдержанно откликнулся Дориан, не разрывая зрительного контакта.
Прошло немало времени, прежде чем Клаус заговорил опять, и теперь таким спокойным тоном, какого Дориан до сих пор ни разу от него не слыхал.
- Предположим, я попрошу тебя сделать кое-что, чего ты по-настоящему не захочешь делать?
Сердце у Дориана так и подпрыгнуло. Неужели он в конце концов, в результате всех своих усилий, сумел пробить эту железную замкнутость? Неужели ему сейчас дадут шанс доказать свою любовь?
- Всё, что в моей власти, дорогой, - сказал он, подумав не более чем полсекунды.
Но этого оказалось недостаточно. Красивые глаза Клауса оставались неподвижными, и его лицо – очень угрюмым, как бывало всегда, когда он собирался исполнить какой-то неприятный долг.
- Тогда я прошу тебя перестать меня преследовать.
Улыба слетела с лица Дориана так же молниеносно, как его воспаривший было дух рухнул на землю. Внутри стало ужасно холодно.
- Ох, майор. Я не уверен, что смогу. Я слишком люблю вас.
- Допустим, я предложу тебе кое-что взамен, - раздался твердый голос. Как и всегда, он звучал так, словно майор приказывает, а не уговаривает.
Дориан встретился с суровым зеленым взглядом.
- Мне не приходит в голову ничего такого, что я предпочел бы получить вместо вас, мой дорогой.
Подбородок Клауса был решительно выдвинут вперед. У Дориана возникла внезапная, не относящаяся к делу мысль, что вот так Клаус выглядел бы, если бы готовился к тому, что его сейчас подвергнут пытке.
- Я предлагаю сделку. Ты оставишь меня в покое и больше никогда не станешь мне докучать после того, как я… проведу с тобой одну ночь.
Сердце у Дориана так и перевернулось. Ему потребовалось мгновение на то, чтобы взять себя в руки и заговорить. А Клаус между тем взирал на него так строго, словно они обсуждали опасное для жизни задание.
- За чем проведете – за игрой в пинокль*2? – спросил Дориан и получил в ответ уничтожающий взгляд. Точнее, он уничтожил бы кого угодно, но только не Эроику.
- Одну ночь того, о чем ты так давно просишь, - резко ответил Клаус. – В обмен на целую жизнь мира и покоя.
- Вы хотите мира и покоя? Так вот почему вы стали агентом разведки НАТО?
- Ты создаешь потрясения не того сорта, которые мне по вкусу, - парировал Клаус.
Мысли Дориана мчались так же неистово, как стучало его сердце. Если Клауса настолько тревожат его преследования, это наверняка означает, что какая-то часть его желает сдаться.
И вот теперь майор придумал оправдание, которое, несомненно, представляется идеально правильным и разумным такой скованной военной личности, как у него. Это было сугубо целесообразно и рационально. Маленькая жертва ради высшего блага.
Дориан слегка улыбнулся. Возможно, его майор может одурачить самого себя, но ему не одурачить Дориана.
- Ну что? – настойчиво спросил Клаус. – Мы заключили сделку? Одна ночь, а потом ты отстанешь от меня.
«Но будете ли вы способны отстать от меня, майор?» - мысленно возразил Дориан, не сомневаясь в ответе. Испытав это единожды, Клаус сойдет с ума от жажды снова получить Дориана. Уж Дориан-то об этом позаботится. Он соблюдет все условия и выполнит свою часть обязательств. Он будет держаться подальше от своего майора. Он сможет позволить себе это, когда майор через месяц станет взбираться по кустам вьющихся роз к окну его спальни.
- Надлежит ли нам скрепить эту сделку рукопожатием, любовь моя? – поинтересовался Дориан с самой обаятельной из своих улыбок. Клаусу определенно понадобилось больше времени, чем обычно, чтобы послать ему в ответ свой типичный сердитый и пристальный взгляд. Но затем он протянул руку. Такую крупную руку, с пальцами толще, чем тонкие, искусные во вскрывании замков пальцы Эроики. Дориан задумался о тех возможностях, которые могут предложить эти руки, когда он рассеянно потянулся вверх и сорвал с ветви дерева у себя над головой еще одну гроздь яблоневых цветков. Он пожал руку своего возлюбленного и вложил в нее цветы.
- В пятницу. В моем замке. Я дам всем выходной.
Клаус принял цветы так, словно это был живой скорпион. Но не выронил их. Его лицо было таким каменным, как если бы он готовился к самоубийственному заданию, а не к любовному свиданию.
Хорошо, что Дориану так нравились сложные и интересные задачи.

* * *

Граф, зайдя в библиотеку, мельком глянул на своих верных вассалов и слуг, но не заговорил с ними. Такой уход в свои мысли был необычен для него, но Бонхэм и Джонс не придали этому особого значения. Поначалу.
- Ну, и как там сегодня дядюшка НАТО, милорд? – спросил Бонхэм.
Эроика, захваченный врасплох, бросил на него быстрый взгляд, словно успел забыть, что здесь кто-то есть.
- Майор? О, с ним всё отлично. Просто отлично. – Он снова погрузился в молчание, подошел к окну и уставился на сад, рассеянно вытащив розу из близстоящей вазы (эпохи Мин, украдена в Италии четыре года назад) и играя с лепестками. Его помощники нахмурились.
- Что-то не так, милорд? – спросил Джонс. – Он вас ударил во время этой встречи?
- Нет, ни разу.
Двое мужчин переглянулись. Граф никогда не высказывался без доли игривого юмора и излишних подробностей. Что-то явно было не так.
- Вы ведь разговаривали именно с майором?
Граф окинул их острым взглядом.
- Да, с ним. А что? – вызывающе спросил он.
Они оба пожали плечами, стараясь скрыть свою озабоченность. Эроика возобновил свое глазение в окно, крутя розу в длинных тонких пальцах. Несколько лепестков упали на пол незамеченными. Минуту спустя Джонс предпринял еще одну попытку.
- Тогда, значит, у нас новая работа, милорд?
- Хм? О, да. Работа. Э-э… в середине следующей недели, в Чикаго. В Институте Тагарилло.
- Где? – выдохнул Джонс.
- Ему бы стоило предложить переспать с вами в обмен на то, чтобы вломиться в это место! – воскликнул Бонхэм.
- Не смей так говорить! – закричал Дориан, швыряя розу на пол.
Джонс и Бонхэм воззрились на своего нанимателя, затем обменялись еще одним, более долгим взглядом. Бонхэм не посмел исправить свое замечание, так что в конце концов молчание нарушил Джонс.
- Эроика… вы же знаете, насколько опасным будет такое дело. Вы уверены, что…
- Каждый, кто не хочет в этом участвовать, может быть свободен. С сохранением жалованья, - бесстрастно произнес граф. Он уже говорил эти слова много раз за минувшие годы, всякий раз, когда его люди указывали на рискованность его предприятий. Пока что никто из них не покинул его. – Мне не интересно выслушивать любые новые аргументы.
Джонс медленно кивнул, сдавшись.
- Тогда нам лучше начать готовиться. Я завтра поеду в Лондон, и…
- Почему бы не подождать еще несколько дней? Отправляйтесь туда на уикэнд. - Эроика пожал плечами с небрежным видом. Внезапно он очень увлекся тем, что осторожно поднимал розу, которую перед этим бросил на пол, и собирал лепестки, которых она лишилась – так, словно каждый из них был бесценен. – Поезжайте… ну, скажем, в пятницу утром. Оба. И… почему бы вам не провести еще несколько дней в городе? Вы там уже давно не бывали.
Бонхэм открыл было рот, чтобы спросить, присоединится ли к ним граф – и закрыл его.
- Откровенно говоря, я думаю, что дам вам всем несколько выходных. Да, вам это понадобится, чтобы отдохнуть перед Чикаго. Все свободны с утра пятницы. Возвращайтесь в понедельник. И передайте это всей нашей команде. Я хочу, чтобы тут не осталось ни единой живой души. Вы все должны уехать и хорошенько повеселиться. – Эроике удалось изобразить имитацию его обычного беззаботного тона. Джонс и Бонхэм решили притвориться, что их успешно обманули.
- Очень хорошо, милорд. Выходные так выходные.
- А теперь мне необходимо просмотреть мой весенний гардероб… - Граф кинул розу и собранные с нее лепестки куда-то в сторону одного из сосновых столов… они пролетели мимо, но граф этого не заметил… и направился к лестнице.
Едва только за графом захлопнулась дверь, двое его помощников посмотрели друг на друга.
- Ну, и кто скажет Джеймсу? – осведомился Бонхэм.
Джонс вытащил из кармана монету.
- Давай подбросим, - сказал он и так и сделал. Бонхэм поймал монету в воздухе и осмотрел. У нее были решки с обеих сторон. Он скорчил гримасу сконфузившемуся Джонсу. – Может быть, нам, в таком случае, удастся сохранить это в тайне от него.
Внезапный громкий вопль донесся с другого конца дома. Джонс и Бонхэм встретились глазами и безропотно вздохнули.
- Слишком поздно, - сказали они в унисон.

* * *

На следующий день майор промаршировал в офис, выглядя лишь слегка рассерженнее, чем обыкновенно. Агент А выступил вперед поприветствовать его.
- С возвращением, сэр. Что ответил Эроика на вашу просьбу?
- А ТЕБЕ-ТО КАКОЕ ДЕЛО?!
Комната, и без того уже притихшая, как неизменно бывало при приближении майора, застыла в абсолютном безмолвии. Агенту А хотелось, чтобы майор поскорее прошел в свой собственный кабинет внутри общего офиса, но тот остался там, где и был, продолжая буравить агента А своими острыми зелеными глазами.
Несколько вечностей спустя агент А задушенно выдавил:
- Я просто хотел узнать, следует ли мне составить запрос о назначении ему платы за это задание, сэр.
Он ждал нового взрыва, но после еще одной половины вечности, в течение которой эти глаза так и сверлили его, майор отрывисто ответил:
- Да, - и наконец-то возобновил движение в сторону своего кабинета. Агент А едва не упал, когда этот пронизывающий взор перестал пригвождать его к месту.
Он посмотрел на агента В, а затем оглядел всю комнату в целом. Все двадцать шесть алфавитов обменивались недоверчивыми взглядами. Что бы там такого Эроика ни натворил на сей раз, майор был разъярен даже по его меркам. Агент А задумался, не кончат ли они в итоге войной с Англией, если майор вдруг убьет графа.
Железный Клаус подошел было к двери своего внутреннего кабинета, но остановился на пороге и обернулся.
- Агенты от А до G, от T до Z, вы все едете в Чикаго со мной и Эроикой.
Агент Z нередко осмеливался заговорить с Железным Клаусом, когда на это не решался никто другой, потому что его непоколебимое уважение делало его менее вероятной мишенью для огня майора даже в худшие времена. Вот и теперь он вежливо спросил:
- Когда мы отбываем, сэр?
- Не в пятницу, - лаконично ответил майор, и сбитый с толку агент Z умолк вместе со всеми остальными. Все ждали. Железный Клаус одним движением плеч избавился от своего плаща, бросил его агенту Z и отвернулся от своих подчиненных.
Когда агент Z стал вешать его плащ, на пол упало что-то маленькое и легкое. Агент G, как всегда импульсивно, поднял этот предмет, аккуратно, почти по-балетному присев так, чтобы его строгая узкая серая юбка не слишком обнажила его ноги в процессе. Выпрямившись, он окликнул своего командира:
- Сэр! Вы уронили вот это.
- Что? – гаркнул майор через плечо, кажется, не особо заинтересовавшись.
Агент G недоуменно нахмурился при виде тонких побуревших лепестков в своих пальцах с красивым маникюром.
- О, это просто увядшие яблоневые цветы. Наверное, зацепились…
- Отдай мне это, - прорычал Железный Клаус, вырвав у него веточку и едва не прихватив заодно с ней и пару пальцев агента G. Прежде чем кто-нибудь смог сказать что-либо еще, он отступил в свой кабинет, и вся комната содрогнулась от знакомого хлопка двери.
Благоговейная, исполненная ужаса тишина накрыла комнату, когда алфавиты уставились на эту дверь, слишком ошеломленные даже для того, чтобы хотя бы притвориться, что работают. Все пари оказались ошибочными, и мир исказился. Никто ничего не произнес, не шелохнулся и даже не дышал очень долго. Это молчание прямо-таки кричало о том, о чем они изо всех сил старались не думать.
Наконец агент G выпалил:
- Вам не кажется, что…
- Шшшшш! – одновременно зашипело на него двадцать пять голосов, а агент А для вящей надежности зажал рукой рот миниатюрному агенту, игнорируя помаду, попавшую ему на ладонь.
Когда все убедились, что агента G заставили умолкнуть, заговорил агент В, очень тихо:
- Думаю, я прямо сейчас отправлюсь на Аляску, и чем скорее, тем лучше.

* * *

Клаус благополучно справлялся со своей задачей – усердно протаптывать глубокую дорожку на ковре своего гостиничного номера в Лондоне. Выкуриваемые им сигареты сменяли одна другую непрерывной чередой даже еще быстрее, чем обычно. Он только случайно делал паузу в этом процессе, чтобы последить за неумолимым, но садистски медлительным ходом времени.
Сейчас было 5-59 вечера пятницы.
Клаус сердито воззрился на настенные часы и возобновил свое издевательство над ковром.
Он занимался этим ровно до 18-00, когда решил, что сейчас уже не чересчур рано, чтобы пойти в душ. Принять душ – это ведь всего лишь проявление хороших манер. Не так ли?
Он тщательно вымылся, пройдясь по всему телу трижды и включив настолько горячую воду, насколько можно было терпеть. Когда он открыл бритвенный прибор, который уложил в чемодан дворецкий, то его взгляд упал на флакон парфюмированного лосьона после бритья, путешествовавший вместе с бритвенным прибором в нераспечатанном виде еще с тех пор, когда кто-то из родственников подарил его Клаусу пять… нет, шесть лет назад. Он с минуту раздумывал над лосьоном, прежде чем мысленно зарычать на себя. Дурацкая идея. Он никогда не пользовался такими вещами. И сегодня был бы наихудший из возможных дней, чтобы сделать исключение.
Он отвернулся от бритвенного прибора, чтобы изучить мини-бар своего номера, но отказался и от этой идеи. Он не мог позволить себе затуманить ясность своего рассудка рядом с Эроикой. Особенно сегодня вечером.
Выбор костюма также составил проблему. Дворецкий, руководствуясь, признаться, довольно туманными распоряжениями Клауса, уложил несколько костюмов, подходящих для разных случаев. Но все равно, если не считать военную форму и спортивную одежду, весь его гардероб состоял из фактически идентичных консервативных костюмов. Единственное, из чего он мог на деле выбирать – коричневый, черный или серый?
Некоторое время Клаус размышлял над этим выбором. Пока он занимался этим, ему стало любопытно, какое выпендрежное одеяние Эроика счел бы соответствующим нарядом для сегодняшнего вечера. Он поморщился от этой мысли. Но, по крайней мере, ему не придется выносить сверх-фантазийный наряд графа слишком долго; в какой бы извращенческой одежде тот ни появился, она на нем недолго останется.
При этой мысли Клаус сгреб первый попавшийся костюм и надел его, тщательно стараясь не уделять больше внимания, чем обычно, аккуратному и практичному процессу одевания.
Мимолетный взгляд в окно сообщил ему, что солнце уже низко спустилось над горизонтом, и пушистые от белых цветов яблони становятся бледно-серыми. Дорожка в ковре протаптывалась успешно.
Часы показали 7-37.
Пора было ехать. Вообще-то он даже опаздывал, это надо было сделать уже несколько минут назад.
Клаус посмотрел на дверь, прежде чем решить, что, может быть, всего одна порция выпивки все-таки будет уместна.

* * *

Клаус не постучался. Он попросту открыл дверь в замок Дориана, правильно догадавшись, что она будет не заперта, и вошел, захлопнув ее за собой. Он повесил свой плащ на элегантное эдвардианское кресло, до того как Дориан успел выйти к нему и предложить забрать у него плащ. Дориан стоял в дверях своего огромного холла, и у него перехватило горло от зрелища, которое ему предстало.
Наконец-то человек, которого он любил, пришел к нему. Лицо Клауса было исполнено угрюмой решимости, и, как всегда, он был одет в этот свой восхитительно деловой костюм и курил сигарету. Дориан изнывал от желания наброситься на своего железного майора, но Клаус выглядел так, точно готов сорваться с места и удрать, и, возможно, это и вправду было так. Но Дориан и не хотел, чтобы Клаус выглядел влюбленным или нетерпеливо ожидающим их свидания; если железо потеряет свою железность, наступит конец света. Хотя ему действительно надо было полюбопытствовать, на что может быть похоже расплавившееся железо.
Ну что ж, очень скоро он это выяснит.
- Сюда, - сказал он негромко, повернувшись и направившись по коридору и предоставив Клаусу следовать за ним.
Дориан провел всю эту неделю, планируя обстановку. Эта комната с огромным камином создавала подходящую атмосферу, и огонь в нем уже горел. Несмотря на весну, ночи все еще оставались холодными; от огня будет очень уютно. И он дает такой романтический свет. Электрические лампы не были включены, комнату освещали только свечи и камин. Дориан подумывал о музыке, но решил, что пусть лучше будет только тихое потрескивание горящих кедровых поленьев. Мягкое и интимное. Перед камином лежала старательно устроенная груда больших подушек в атласных наволочках. Дориану уже однажды довелось убедиться, что они будут весьма удобными. И несколько обдуманно размещенных ваз с розами наполняли воздух фирменным ароматом Дориана.
Дориан героически удержался от того, чтобы без промедления затащить Клауса на подушки и сорвать с него одежду. Он слишком хорошо знал своего возлюбленного, чтобы попытаться проделать подобное. Никто не может быть таким сильным, кроме тех случаев, когда боится чего-то. Обычно Дориан наслаждался тем, что подталкивал майора к границам, которые тот для себя установил, оградившись словно стенами, и доводил его до белого каления, но сегодня ночью, когда по крайней мере одна из этих стен исчезала, он намеревался быть безупречным джентльменом. Терпеливым. Деликатным. Клаус должен увидеть, что это безопасно – подпустить Дориана к себе.
Ни о чем не спрашивая, Дориан налил вина им обоим. Естественно, мозельское, «Wehlener Sonnenuhr»*3. Он предложил один бокал из рифленого стекла Клаусу, который остановился как раз на пороге комнаты, все еще с таким видом, точно он ожидает получить пулю между глаз. Клаус посмотрел на зеленую бутылку, задержав на ней взгляд ровно настолько, чтобы Дориан понял, что он заметил и вспомнил*4.
Когда Клаус так и не подошел, чтобы взять бокал, Дориан сказал:
- Вы так выглядите, как будто вас вот-вот должны казнить, майор.
Его возлюбленный нахмурился.
- А чего ты ждал?
- Я ждал, что вы будете выглядеть так, словно вас вот-вот должны казнить. Я безоружен, мой дорогой. Если вы мне не верите, то можете смело обыскать меня сверху донизу.
Клаус состроил гримасу и напряженно двинулся в сторону Дориана.
- Надеюсь, я могу положиться на твою сдержанность, как мы договорились? – требовательно спросил он.
- Конечно, майор. Моя команда ни о чем не подозревает. Само собой, за исключением Джеймса, но он вечно делает скоропалительные выводы каждый раз, когда мы с вами находимся на одном и том же континенте. – Дориан снова наполнил уже опустевший бокал Клауса. – И, откровенно говоря, я рассчитываю, что вы тоже проявили осмотрительность. Вряд ли это укрепит мою репутацию.
Клаус фыркнул.
- Разумеется. Мои алфавиты ничего не узнают.
Дориан изучал этого человека, свою единственную любовь, который приканчивал вино так, словно предпочел бы что-нибудь намного крепче.
- Мне любопытно, дорогой. Как бы вы поступили, если бы я не согласился на сделку, которую вы предложили?
- Я сюда не разговаривать пришел. – Это прозвучало как угроза.
Дориан улыбнулся.
- Ох уж эти военные. Такие прямолинейные.
Клаус мгновение смотрел на него с нечитаемым выражением на лице. Потом он осушил свой бокал, поставил его на ближайший столик, забрал бокал у Дориана и поставил туда же, а затем подхватил Дориана, перекинув его себе через плечо, и понес к россыпи подушек перед камином.
Дориан ликующе улыбался, не предпринимая никаких попыток к сопротивлению. Он тщательно продумал свои подходы, намереваясь уговорить своего возлюбленного с величайшей бережностью и терпением. Теперь он видел, что ошибся. В действительности это не стало чересчур большим сюрпризом; альфа-самцы часто нуждаются в том, чтобы вести себя как агрессоры, когда они в конце концов поддаются на авансы другого мужчины. Дориан достаточно хорошо знал это, чтобы спорить. Мужчины-мачо такие сексуальные, но Дориан был в высшей степени счастлив, что сам к ним не относится; жизнь наверняка должна быть ужасно сложной с таким количеством эмоциональных проблем.
Дориан не сознавал, что радость заставила его рассмеяться вслух, пока хватка державшего его Клауса на нем не усилилась.
- Что здесь такого забавного?
- Ничего, дорогой. Просто я так счастлив.
Клаус уронил его на подушки, довольно-таки бесцеремонно, и сел перед ним, его лицо с резкими жесткими чертами по-прежнему было мрачным. Он бросил свою сигарету в камин.
- Идиот.
- Любовь моя, я уже успел проникнуться теплыми чувствами к этому ласкательному прозвищу, но, может быть, только сегодня вечером вы могли бы называть меня по имени?
Выражение лица Клауса не изменилось.
- Попозже.
«Попозже». Дориан почувствовал, как его всего охватило тепло от этого слова. Пульс у него и так уже ускорился, и он потянулся к своему возлюбленному. Клаус остановил его, вскинув руку.
- Не сейчас, - приказал Клаус. Дориан послушно замер. Он собирался сдерживать себя и сделать эту ночь такой совершенной для Клауса, насколько это было в его силах; грациозно обвиться вокруг этого стального каната, хотя всё, чего он хотел – накинуться на это великолепное создание, которое наконец-то оказалось в пределах его досягаемости и стало доступным…
Мгновение спустя Клаус медленно протянул руку и положил раскрытую ладонь на щеку Дориана. У Дориана дух захватило от этого легкого прикосновения. Клаус вновь заговорил, теперь уже мягко, эти нежные тон и касание не соответствовали сердитым и пристальным изумрудно-зеленым глазам.
- Пока что… просто позволь мне.
У Дориана было много планов, но ночь – это долгий срок. Он сможет продемонстрировать свои умения позже. А пока что… что может быть лучше, чем Клаус, занимающийся с ним любовью?
- С радостью, дорогой, - пробормотал он и стал ждать.
Клаус слегка нахмурился.
- Закрой глаза.
Дориан повиновался.
- И не открывай.
Дориан обожал смотреть на Клауса, но чувствовать прикосновения Клауса обещало быть чем-то даже еще более приятным. И, помимо этого… у них вся ночь впереди. Он исполнит просьбу Клауса. Он сделает то, что нужно Клаусу, чтобы облегчить для него начало. А как только лед будет сломан… кто знает?
Секундой позже рот Клаус накрыл его собственный.
Дориан тихо застонал. Наконец-то, после всех этих лет, наконец-то…
Поначалу губы Клауса едва шевелились, но вскоре инстинктивно отозвались на движение губ Дориана. И начиная с этого момента Клаус продолжал идти дальше медленно, но без колебаний, как если бы каждое действие было обдумано, заблаговременно подготовлено и затем дотошно осуществлено. «Даже в этом, сейчас – он идеальный немец», - с нежностью подумал Дориан. Он помогал, дав Клаусу установить темп, следуя за ним, но для этого потребовалась вся его сила воли.
Вскоре руки, которые дотрагивались до него в темноте, задрожали, - о, лишь слегка, это железное самообладание не исчезло, - но все-таки они дрожали. Дориан не мог молчать; он выдохнул имя своего возлюбленного, он шептал признания в любви. Ему не отвечали ни единым словом, но дыхание Клауса стало громким и неровным… да, даже Железный Клаус может задыхаться.
Некий дальний уголок души Дориана всегда опасался, что, может быть, Клаус и в самом деле его не хочет. Этот страх вскоре развеялся навеки. О, его дорогой очень даже его хотел… хотя глаза у Дориана были закрыты, это больше невозможно было скрывать.
И, получив это доказательство, Дориан утратил свою выдержку и занялся тем, чтобы заставить Клауса утратить ее. И с Клаусом это случилось. Несколько раз это восхитительно мускулистое тело напрягалось, словно в попытке сопротивляться, но Клаус оставался верным условиям своей сделки и разрешил Дориану доставить ему удовольствие, и вот он уже хватал ртом воздух, задыхаясь и шепча имя Дориана… шепча «Дориан», не «Эроика», или «милорд», или «извращенец», или «идиот», а «Дориан»… и между рваными вдохами он стонал какие-то слова по-немецки, и Дориан восторгался ими, не зная, что они означают…
Но когда низкий, сдавленный стон беспомощно прозвучал возле самого уха Дориана, это вызвало у него еще больший восторг. Потому что он точно знал, что этот звук означает.

* * *

- Теперь я понимаю, почему тебя называют…
- Хоть одна непристойная шутка о моем прозвище, и я пойду в твою спальню и сожгу весь твой пижонский гардероб.
- Тогда я, пожалуй, лучше воздержусь. Джеймс никогда не позволит мне купить всё новое.
- Хмф.
- Откуда у тебя этот шрам?
- Это засекречено.
- А-а. Мне следовало бы догадаться…. Я люблю тебя.
- Как ты, черт возьми, можешь?..
- Потому что ты – единственный человек из всех, кого я когда-либо встречал, который настолько же чрезмерен и полон крайностей, как и я сам. Ты удивительный, майор. Всё, что ты делаешь, настолько… настолько твое.*5
- Я мог бы сказать то же самое и о тебе, но ты, вероятно, будешь достаточным идиотом, чтобы принять это за комплимент.
- Вероятно. Что значит « hübsch»?
- А какая разница?
- Какая разница, что шепчет мне на ухо мужчина, которого я люблю, в то время как он занимается со мной любовью?
- Перестань говорить такие вещи!
- Ладно. Перестану, если ты ответишь на мой вопрос, который я задал про то слово…
- Оно значит «красивый».
- Ты все-таки это признал? Ты думаешь, что я красивый?
- Если тебе нужен кто-то, кто хорош во всяких сентиментальных постельных разговорчиках, незачем было тратить семь лет на то, чтобы гоняться за мной.
- Оно того стоило.
- Идиот.
- Мне больше понравилось «Дориан». Что значит «Bitte hör niemals auf»?
- Если вы, чертовы британцы, не удосуживаетесь выучить языки ваших соседей, не вижу никаких причин, почему я должен тебя просвещать.
- Как это верно, любовь моя, чьи глаза так зелены, как бутылка мозельского вина, наполненная изумрудами, чьи волосы черны как крыло ворона в безлунную полночь, чьи мышцы сияют как отполированная сталь, чьи…
- В приблизительном переводе, это значит… хм…
- Дорогой, я могу изливать такие поэтические сравнения всю ночь напролет, если понадобится.
- Проклятье. Это значит «Продолжай так делать».
- Вот как... А теперь скажи, разве ты не жалеешь, что ждал так долго? Теперь, когда ты знаешь, чего всё это время лишался, разве тебе не хочется, чтобы ты согласился на это много лет назад?
- Я здесь не для того, чтобы разговаривать.
- Да неужели. Тогда что же ты… ммм… ох, дорогой…

* * *

Это было замечательно. Это была самая исступленная, полная экстаза, блаженная ночь в жизни Клауса. Все эти дурацкие банальности оказались абсолютно точными: это был рай, это было слияние двух душ, это был смысл жизни.
В настоящее время они лежали неподвижно, и их ноги были сплетены, их пальцы запутались в волосах друг у друга.
Клаус надеялся, хотя и без особого оптимизма, что он не отреагирует на Эроику. Но тело предало его и оставило на милость этого проклятого извращенца. Он никогда этого не забудет и не простит.
Он действительно хотел, чтобы чертов вор этой ночью проявил свою обычную несносную и беспардонную личность. Всё было бы гораздо проще, если бы Дориан вел себя так, чтобы стало возможным возненавидеть его.
Но он был не таким. Он был очень податливым и покорным, предоставляя Клаусу взять инициативу на себя; и теперь, когда Клаус определился, он не собирался позволять вести себя, как ягненка к мяснику. Первые полчаса были… неловкими, но Дориан сделал всё это настолько легким для него, насколько это было осуществимо, даже согласился закрыть эти свои полные обожания глаза, которые видели слишком уж много. Когда глаза у Дориана были закрыты, у Клауса было ощущение, достаточно нелогичное, что обстановка более уединенная. А как только они начали, всё получилось до прискорбия легко.
Дориан был специалистом в таких вещах. Клаус заранее знал, что так и будет. Поэтому не стало сюрпризом, что немного погодя решимость Клауса сменилась настоятельной потребностью.
Клаус еще заранее решил: независимо от того, что произойдет, есть определенные вещи, которые он не намерен делать этой ночью.
К полуночи он успел сделать большинство из них.
К рассвету он сделал их все.
Вне зависимости от конкретных ощущений в каждый отдельный момент, или от тех действий, которые они совершали, впечатления Клауса оставались одинаковыми: мягкость, всепоглощающее тепло, какое-то удивительное удобство. Его инстинктом было бороться с этим удобством; оно вызывало расслабленность, а расслабленность могла быть смертельно опасной для человека его профессии. Он был солдатом, натренированным равнодушно терпеть жесткие ложа и экстремальные температуры. Прошли годы с тех пор, как он обращал внимание на физический дискомфорт. А вот теперь он замечал его отсутствие, и это было довольно-таки… это приводило в замешательство. Если он почувствует себя здесь слишком покойно и комфортно, он никогда не захочет уйти.
И как раз поэтому он должен был уйти и никогда не возвращаться.
Как долго еще он будет способен продержаться? Месяц? Может быть, два?
А потом он упадет в руки этого пижона-вора как зрелый плод.
Дориан был идиотом, что согласился на эту сделку. Стоило Клаусу сдаться… а он признал, пускай и только самому себе, что сдастся, и очень скоро… он уже никогда больше не сможет сопротивляться будущим обольщениям. Он должен был положить этому конец, прекратить авансы Дориана, и это был единственный способ, который он сумел придумать. А теперь, если бы ему только удалось пережить эту ночь без того, чтобы пострадал его здравый рассудок…
Или, скорее, удалось восстановить здравость рассудка, едва загорелось холодное сияние зари.
Клаус высвободился и сел, чтобы закурить сигарету. Короткая вспышка спички осветила разрумянившееся красивое лицо Дориана. Клаус обнаружил, что не испытывает никакой потребности отводить от него глаза, когда он бросил спичку в камин и стал разглядывать Эроику в колеблющемся свете пламени. Вообще-то это было весьма приятно, сидеть вот так, в этой темной комнате, с кем-то, кто не представлял угрозы.
Кто не казался угрозой в данный момент, поправил себя Клаус.
Теперь он легко мог понять, как столь многие ответственные люди были способны выдать государственные тайны в моменты, подобные нынешнему. Это была притягательная, искушающая, обманчивая безопасность. Этой ночью он несколько раз полностью терял над собой контроль, и открывал гораздо больше о себе самом, чем хотел, чтобы Эроика узнал. Он наговорил больше идиотских вещей, чем давал себе труд припомнить, хотя, по крайней мере, он был достаточно одурманен, чтобы сказать основную их часть по-немецки, и, таким образом, мог изменить их, когда Дориан просил перевода во время их несколько более вменяемых перерывов. Да, теперь-то он понимал, но он не будет таким идиотом, чтобы дать себя провести.
Дориан затуманенно улыбнулся ему и приподнялся, опираясь на локоть, чтобы опять наполнить их бокалы. Клаусу хотелось бы чего-нибудь покрепче, чем вино, но он отлично понимал, что нельзя притуплять свою способность к восприятию поблизости от Эроики. Особенно этой ночью. Ему необходимо быть уверенным, что он не сделает ничего такого, о чем пожалеет. Или, скорее, ничего сверх необходимого. В любом случае, эта ночь уже почти завершилась.
- Ты выглядишь более расслабленным, чем я когда-либо видел тебя, - мягко заметил Дориан, вручая Клаусу его бокал. Он сказал это так, словно это было чем-то хорошим.
Клаус, ничего не ответив, взял бокал. Дориан устроился рядом с ним, прижавшись поплотнее. Они сидели в тревожаще уютном молчании, глядя в огонь, и пили вино. Клаус позволил своей сигарете продержаться подольше, вместо того, чтобы выкурить ее в своей обычной энергичной манере.
- Я тебя люблю, - сказал Дориан.
Клаус почти незаметно напрягся. Безусловно, Эроика не ждет, что он откликнется в том же духе? Но Дориан казался вполне удовлетворенным тем, что не получил никакого ответа. Клаус хотел его спросить… он не знал точно, о чем. К примеру, что именно он подразумевал под этим заявлением. Или насколько искренне он это сказал. Но это бы только воодушевило Дориана, как раз когда Клаус наконец-то собирался поставить крест на этом нарушении равновесия и нормального порядка вещей. Клаус ничего не сказал.
- Клаус? – внезапно заговорил Дориан. Когда Клаус промолчал, Дориан обернулся посмотреть на него. Клаус продолжал пристально глядеть в огонь. Тон Дориана был таким, как если бы он готовился сказать что-то серьезное, и Клаус не собирался дать вовлечь себя в подобную беседу. Он уже согласился обнажить свое тело этой ночью. Он не имел никаких намерений обнажать и свою душу. Пока они не разговаривают, ему не нужно думать, а если он не думает, то будет возможно сделать то, что он согласился сделать.
Через мгновение Дориан понял намек и снова отвернулся к огню, так и не заговорив снова. Они допили свое вино в тишине. Когда бокалы опустели, руки Дориана возобновили свою сводящую с ума работу над кожей Клауса.
Обычно, когда кто-то дотрагивался до Клауса, это означало, что его пытаются убить. Без сомнения, именно это вызвало дрожь, которая теперь пробегала по всему его телу.
Клаус уже раньше подумал, что достиг своих границ. Но сейчас Дориан искусно и старательно занимался тем, что заставлял его признать свою неправоту. Этот проклятый ворюга ухитрился украсть власть над его телом намного позже, чем изнеможение должно было бы оставить его за пределами досягаемости. И таким образом Клаус уступил еще раз, прежде чем рассвет даровал ему свободу.
Когда объятия Дориана, ослабнув, разжались, Клаус обмяк, и их дыхание выровнялось, Клаус открыл глаза в комнате, где стало заметно светлее. Взглянув вверх, он увидел, что там находилось единственное окно, маленькое и предназначенное только для украшения – высоко, под самым сводчатым потолком. Ночью оно не было видно среди теней, но сейчас превратилось из черного в розовое.
Эта ночь кончилась.
Клаус сел. Дориан моргнул, открывая глаза.
- Ты не против, если я приму душ перед тем, как уходить?
- Да, пожалуйста. – Дориан ленивым томным жестом показал нужное направление, одарив Клауса одурманенным от любви взором. Его губы едва заметно припухли от целой ночи поцелуев, и его золотые кудри были растрепаны так, что и представить себе невозможно. Он выглядел чудесно. Клаус отвел глаза. – Если ты хочешь лечь спать здесь, то добро пожаловать. В одиночестве, если ты пожелаешь… у меня в замке полно гостевых комнат.
- Я и правда благодарен за это предложение, - ответил Клаус вежливо, - но нет, спасибо.
- Ты уверен, что с тобой всё в порядке и ты сможешь вести машину?
- Да.
- Отлично. – Дориан потянулся, точно кот. – Я уверен, что буду уже спать, когда ты выйдешь из душа. Поцелуй меня на прощанье, дорогой. – Когда Клаус заколебался, Дориан прибавил:
- Ты получишь то, чего хочешь. А сейчас – один последний поцелуй.
- Ты никогда не попросишь еще об одном. Или еще об одной… ночи.
- Никогда.
Клаус наклонился к нему для последнего, неспешного поцелуя. Когда поцелуй закончился, Дориан ничего не сказал, но с печалью и сожалением наблюдал за Клаусом, пока тот подбирал с пола свою разбросанную одежду и уходил в предсказуемо роскошную до неприличия ванную, чтобы смыть предыдущие десять часов со своей кожи. И, если удастся, со своего разума.
Он появился оттуда полностью одетый, от него слабо пахло мылом вместо пота и роз, его чуть влажные волосы были аккуратно причесаны. Он тщательно избегал смотреть на спящего человека, распростертого на подушках. Он распахнул парадную дверь и ступил в освежающую прохладу утра и безопасность своего арендованного «Бенца».
Он сел на водительское место, повернул ключ в зажигании и закурил.
Ну вот и всё.

* * *

- Как поживаете, майор, - проговорил Дориан учтиво, когда он и его команда вошли в арендованную комнату для совещаний в Чикаго.
Клаус сердечно кивнул.
- Еще раз хочу отметить, что НАТО признательно вам за ваше сотрудничество, Эроика.
В одной половине комнаты алфавиты майора Эбербаха занимались оружием и электронными подслушивающими устройствами. Команда Эроики обосновалась в другой половине, раскладывая копии чертежей охранной системы Институт Тагарилло. Кроме Джеймса, который с лихорадочной скоростью тыкал в кнопки своего калькулятора. И никто не смотрел на двух своих руководителей, которые очень формально здоровались друг с другом.
- У вас есть чертежи института, майор? Позвольте мне сравнить их с нашими, чтобы выявить возможные несовпадения.
- Разумеется. – Клаус взял упомянутые чертежи у агента Z, который поторопился предложить их безо всякой просьбы, и вручил их Дориану. Дориан деловито уселся за стол, чтобы сразу же просмотреть их. – У меня также есть вся информация, которую нам удалось собрать об их системе безопасности, хотя я предполагаю, что ваши собственные источники более тщательно изучили этот вопрос.
Подчиненные их обоих сидели, не поднимая голов от своей работы, исключая Джеймса, который оторвался от своего калькулятора, чтобы проследить за этой беседой.
Никто из них не заговорил.
Дориан принялся за дело с оперативностью профессионала.
- Мне тоже так кажется. Я решил, что южный вход, возможно, будет самым подходящим вариантом. Вы считаете, что нужные вам материалы должны быть на четвертом этаже?
- Да. Мы расположимся в пунктах, помеченных красным, чтобы обеспечить вам поддержку, если она понадобится. У вас есть все необходимое вам оборудование?
- Несомненно, гораздо больше, чем мне необходимо. Я подготовлен к чему угодно.
Их беседа продолжалась в этом культурном и корректном стиле до тех пор, пока Эроика не ушел, чтобы побродить вокруг Института и своими глазами увидеть все, что сумеет. Вскоре после этого майор отправился в свой отдельный кабинет позвонить в Бонн. Обе команды подчиненных остались доделывать свою работу. Но даже после того, как за майором закрылась дверь, все казались до странности не склонными к разговорам.
Да, все, но только не Джеймс. Все это время он выглядел очень веселым и довольным, даже когда лица всех остальных были спокойно-нейтральными. Теперь же он встал, с восторженным видом стискивая свой калькулятор.
Многие годы он – одним бдительным глазом – наблюдал взаимоотношения майора Эбербаха со своим любимым (пусть и расточительным) нанимателем. Он отказывался поверить в протесты графа, что его преследование майора всегда оставалось безуспешным. Он знал, что было на уме у этих двоих во время того кошмарного случая в Иране, когда маскировка вынудила их обняться по арабской традиции. И что с того, что майор в тот момент приставил пистолет к подбородку Эроики, или что Эроика поднес кончик ножа к самой шее майора. Так или иначе, это было неважно. А когда Медвежонок Миша запер Эроику и майора в одной камере… Джеймс ни за что бы не поверил, что кто бы то ни было упустит такой золотой шанс добраться до его графа!
И теперь Джеймс в экстазе объявил на всю комнату:
- Наконец-то! Граф наконец-то перестал думать об этом машино-маньяке!
Счастливый, он выбежал из комнаты для совещаний, чтобы попробовать убедить администрацию отеля снизить им расценки на обслуживание номеров, оставив позади себя полную комнату людей, которые не проронили ни единого слова за последний час. Не то чтобы они казались жаждущими начать сейчас разговаривать. Но пока безмолвие длилось и длилось, две команды обнаружили, что обмениваются взглядами друг с другом.
- У нас дела определенно обстоят нормально, - заявил в итоге Бонхэм.
- Мы пока что не замечали ничего необычайного – совсем ничего, - согласился с ним агент А.
Повисло новое молчание, пока его не нарушил агент G.
- И сколько же просуществует этот «глаз бури»? – спросил он.
Никто не ответил, но никто и не выглядел счастливым от его вопроса.

* * *

Дориан поздравил себя, когда сейф легко открылся под его проворными пальцами. Ты сделал это, Эроика, старина, возликовал он. Документы, которые хочет НАТО, раздобыты, майору подарена лучшая ночь в его жизни, и никто ничего не подозревает относительно второго из этих достижений.
И Дориан знал, что он был великолепен той ночью в пятницу. Майор не был готов признать это – пока еще не был – но ему очень понравилось. Во всем, что они тогда делали, он чувствовал себя воистину как рыба в воде. И он вернется, потому что захочет еще. Если Клаус может уйти от всего того, что было той ночью, он не человек.
С тех пор поведение Дориана было абсолютно безукоризненным. Он не флиртовал – ни на вот столечко. Он вел себя так формально, как будто он и майор никогда не встречались друг с другом, не были ничем друг для друга. Никому, по-видимому, не могло прийти в голову, что они наконец-то совершили то самое дело. Даже Джеймс в кои-то веки был убежден.
И Дориан намеревался сдержать свое слово. Он втайне полагал, что это было последней проверкой, которую ему предстоит пройти, чтобы окончательно завоевать Клауса. Он уже доказал свою преданность, это не подлежало даже тени сомнения. В пятницу он доказал… ну что ж, он доказал все вещи, какие только возможно. В частности, что он знает, как доставить наслаждение. А теперь… да, теперь он должен показать Клаусу, что он – человек слова и способен на сдержанность. И показать Клаусу, что он и дальше будет таким же.
- А ну убрал ручонки из банки с печеньем, ты, златовласка, - прогнусавил чей-то голос позади него.
Дориан перестал рыться в документах, лежавших в сейфе, и неторопливо выпрямился, поднимая руки. Он просто-напросто старался выиграть время; на нем был «жучок», и его удалой майор со своими бойцами-алфавитами услышат, что происходит, и придут к нему на выручку. Несмотря на все предупреждения касательно Института Тагарилло, Дориан ощущал себя в полной безопасности. Как может быть по-другому, если Железный Клаус готов защитить его?
Дориан медленно обернулся. Их было двое – оба дюжие, мускулистые, и оба нацелили на него пистолеты. Дориан сглотнул. Ему не нравились пистолеты. Конечно, когда на него наводил пистолет Клаус, Дориану удавалось оставаться совершенно спокойным, но он никогда ни на миг не верил, что Клаус и впрямь им воспользуется.
Один из этих двоих, которому на каком-то этапе его жизни сломали нос, продолжал держать Дориана на мушке, а тем временем другой засунул свой пистолет в кобуру и схватил Дориана, не особо бережно. Он отыскал «жучок» и вытащил его из облегающей черной рубашки Дориана.
- Ты таперича больше ничо не услышишь, - проговорил он в крошечный микрофон, - так что я те грю: мы щас выбьем из тваво дружка-педика все дерьмо.
Дориан понадеялся, что Клаус сумеет понять это отдаленное подобие английского языка.
С этими словами охранник раздавил микрофон каблуком своего ботинка. Затем он ударил Дориана кулаком в живот. Пока Дориан, согнувшись пополам, судорожно ловил ртом воздух, охранник сказал:
- Расскажи-ка нам, ты, педик, кому это мы щас всё говорили?
На протяжении следующей пары минут громила задавал разнообразные вопросы и применял свои кулаки на Дориане. Дориан ничего не отвечал, только сжимал губы и ждал.
Ему не пришлось ждать долго. Дверь распахнулась, и ворвался Железный Клаус. Он сбил с ног охранника со сломанным носом, который держал на прицеле Дориана, еще раньше, чем этот головорез даже заметил присутствие майора. Тот, кто избивал Дориана, успел замахнуться (и промахнуться), прежде чем рухнул под умелыми ударами Клауса.
Появились агенты A, D, V и Z и выволокли бессознательных охранников из комнаты без каких-либо комментариев, попутно осматривая коридоры, чтобы проверить, не явятся ли на шум и другие сторожа. Клаус упал на одно колено рядом с Дорианом, который бессильно съежился, привалившись к стене.
- Дориан! Насколько серьезно ты ранен? – Клаус, похоже, не заметил, что назвал Эроику его настоящим именем.
Дориан попробовал выпрямиться. Он рвано дышал.
- Думаю, у меня просто несколько ушибов. – Он попытался улыбнуться. Тот громила не ударил его по рту, так что ему это удалось. – Я знал, что вы не подведете меня и примчитесь на помощь.
Он встретился глазами с Клаусом.
«Ну же, вот сейчас, - подумал Дориан. – Теперь ты знаешь, что тебе не все равно, я вижу это в твоих зеленых, как бутылка мозельвейна, глазах – это ясно как день. Поцелуй меня, майор…»
Глаза Клауса блеснули, остановившись – всего лишь на секунду – на губах Дориана. Дориан почувствовал, как у него согрелась кровь, о, до чего же это было хорошо. Клаус хотел его поцеловать, сомнений нет. Дориан знал, что может сам стать инициатором поцелуя, Клаус был к этому готов, но он же пообещал – так что он ждал.
И ждал.
Внезапно Клаус резко выдохнул, как если бы только что осознал, что все это время задерживал дыхание. Мгновением позже он распрямился и снова повернулся к сейфу.
- Я вижу, Эроика, ты его открыл.
Он наклонился и быстро достал из сейфа все бывшие там бумаги, поспешно перебрал их, просматривая, а затем затолкал их все в рюкзак Дориана, который перевесил себе на плечо.
Дориан продолжал сидеть, прислонившись к стене, ощущая себя немного оглушенным. Он наблюдал, как его возлюбленный направляется к двери с раздобытыми документами, спиной к Дориану.
Лишь на пороге он остановился. Он оглянулся через плечо на Дориана.
Дориан затаил дыхание. Вот оно, точное повторение того момента, когда он влюбился в Клауса. Те отвратительные угонщики, захватившие корабль в Греции ради выкупа, - они немного намяли ему бока… никакого настоящего вреда, но и ничего веселого, и тогда это было довольно пугающим. А потом на сцену ворвался майор. Он побил их всех, в одиночку. На комплимент Дориана, произнесенный слабым и дрожащим голосом, он холодно откликнулся: «Я профессионал».
Быть спасенным привлекательным мужчиной, который способен одолеть пятерых здоровил, даже не вспотев и не уронив сигарету, безусловно, было очень сильным и впечатляющим переживанием. Но не оно вызвало любовь. Это случилось тогда, когда Клаус повернулся, чтобы уйти, а потом оглянулся назад, на Дориана, который в изнеможении оперся на переборку, дожидаясь, когда его колени превратятся из желе обратно в плоть и кости. После короткого колебания майор вернулся к Дориану, помог ему подняться, а потом поддержал его, обхватив рукой за талию, когда они пошли дальше. Именно жест такой неожиданной доброты от этого железного человека заставил легкомысленное влечение Дориана выкристаллизоваться в любовь. Начиная с этого момента и впредь он не принадлежал самому себе.
И вот теперь он опять нуждался в помощи, и Клаус стоял как раз так же, как в тот самый день в Греции, спиной к Дориану, глядя на него через плечо с тем, что у любого другого человека было бы неуверенностью.
Дориан перестал дышать, когда их взгляды снова встретились. Они оба долго оставались такими застывшими.
«Подойди сюда, любовь моя, - думал Дориан. – Подойди сюда и помоги мне встать, а потом обними меня своими сильными руками и поцелуй меня, после этого все будет хорошо для нас обоих – навеки…»
Клаус внезапно повернул голову и посмотрел в коридор.
- Агент А! – рявкнул он. – Иди сюда и помоги Эроике. Он ранен.
Майор скрылся из виду, не произнеся больше ни слова. Дориан заледенел. Он чувствовал себя так, словно ему плеснули в лицо холодной водой.
Когда агент А вошел и несмело предложил ему руку, Дориан удрученно принял ее и воспользовался его помощью, чтобы выйти из комнаты. Он уже почти покинул эту комнату вместе со всем, чего хотел. Это принадлежало ему, и он мог это взять, но его обещание запрещало ему взять это… до тех пор, пока это не дадут ему.
Ну что ж, ладно. Просто это займет больше времени, чем он планировал, только и всего.
В конце концов, железо не так-то легко гнется.

Продолжение в комментариях.
Примечания - в самом последнем из комментариев, где окончание фанфика.