Переводчик: Инна ЛМ
Оригинал: Kadorienne «From Eroica.» archiveofourown.org/works/99318 Разрешение на перевод получено.
Размер: Мини, 3600 слов
Пейринг/Персонажи: Клаус Хайнц фон дем Эбербах, Дориан Ред Глория (Эроика), Медвежонок Миша
Категория: джен, с отдельными упоминаниями слэша
Жанр: драма, ангст
Рейтинг: R
Предупреждения: описание пыток
Краткое содержание: Клаус и Дориан попали в плен; одного пытают, а другой вынужден на это смотреть.
Примечание: кавычки и точка в названии – это не ошибка; они являются его значимыми частями.
Размещение: С моего разрешения.
читать дальше
Клаусу всегда было интересно, как он держался бы под пыткой.
При его профессии этот вопрос представлял не только академический интерес. Ценность информации, находящейся в его голове, могла заставить даже более гуманных русских агентов преодолеть свои угрызения совести и плюнуть на морально-этические соображения. Несколько раз это спасало ему жизнь, потому что его противники надеялись взять его живым и завладеть сокровищами, которые хранились у него в мозгу.
Разумеется, он прошел соответствующую тренировку на выдерживание пыток. Учебный лагерь для новобранцев был так ужасен, как все и говорили, но после того, как Клаус прошел курс специальной подготовки для разведчиков, он испытывал чувство снисходительности каждый раз, когда слышал, как какой-нибудь солдат рассказывает об учебке так, словно это худшее, что могло с ним случиться.
А когда он взрослел и искал ответы о том темном облаке, которое некогда нависало над его любимой страной, он отказывался избавлять себя от малейшей частицы болезненных знаний, как если бы каким-то образом мог искупить все те преступления, совершенные еще до того, как он родился, принуждая себя посмотреть им в лицо. Когда его собственное призвание стало для него очевидным, он должен был быть готовым к тому, чем ему в один прекрасный день придется рискнуть, и к тому, чтобы познать своего врага.
Так что майор знал, как отреагирует на несколько дней тяжелейшей физической нагрузки с минимумом пищи и отдыха. Он знал, как будет переносить лишение сна. (В итоге он отключился и спал так крепко, что ведра ледяной воды, шумовые устройства, работающие у него над самым ухом, и несколько пинков по чувствительным местам тела не заставили его даже дернуть веком.) Он знал, как отреагирует на то, что его голову погружают под воду на всё более длительный срок, пока он старается задержать дыхание; на слезоточивый газ и на побои определенной интенсивности. И, хотя его ярость от Мишиных оскорблений на тему нацизма была искренней, вообще-то она не была такой неистовой, как он изображал, потому что он уже слышал любые возможные вариации этих оскорблений, некоторые – еще и дополненные визуально, от своих коллег – немецких офицеров в ходе особенно изнурительной недельной тренировки на отдаленной базе, где когда-то содержались в плену солдаты союзников. Такие оскорбления гораздо эффективнее, когда тебе при этом на голову давит армейский ботинок, чем когда ты их выслушиваешь без него.
Но никакие тренировки, сколько бы их ни было, не могут сравниться с реальностью. Единственный путь по-настоящему выяснить, как ты будешь претерпевать пытку – это подвергнуться ей. Учитывая факторы риска в его опасной жизни, иногда Клаус думал, что вопрос не столько в том, произойдет ли это, сколько в том, когда это произойдет.
И теперь он наконец узнал, когда.
Очень скоро он выяснит, и как.
- Вы ведь беседовали с агентом Кляйном после его визита к нам, не так ли, майор? – спросил Миша, его лицо кривила малоутешительная улыбка. Кляйн был еще одним западногерманским агентом НАТО. Два года назад Миша и его головорезы поймали его и подвергли знаменитой Мишиной пытке электричеством, прежде чем вернуть его НАТО. Четырнадцать информаторов и агентов, работавших под прикрытием, были убиты или отправлены в тюрьму из-за сведений, которые КГБ вытянуло у Кляйна, но никто не мог винить Кляйна после того, как увидели, в каком он состоянии. С тех пор он ушел в отставку и жил в деревне, проводя дни за раскладыванием пасьянсов.
Клаус ничего не ответил. Надежно привязанный к столу, все еще испытывая боль от травм, которые он получил, когда его арестовывали, он мысленно перечислял все имеющиеся у него причины не заговорить, как только Мишины подручные приступят к делу. Его страна, которую он любил. Демократия, которая была паршивой штукой, но менее паршивой, чем все другие когда-либо изобретенные политические системы. Его род, который – он притворялся, что забыл это – был основан неким пиратом. Десятки людей, таких же, как он, которые зависели от его молчания и молчание которых может когда-нибудь спасти его самого.
- Вы можете облегчить себе жизнь, майор, - предложил Миша великодушным тоном. - В конце концов, никто не станет вас обвинять. Вы точно знаете, на что я способен, мой старый друг.
Клаус ничего не сказал. Миша удовлетворенно пожал плечами, и двое его подручных взяли ножницы и срезали с майора всю одежду. Его рубашка и без того уже превратилась в лохмотья, а пиджака он лишился в какой-то момент той драки. Клаус сохранял каменное выражение лица, словно и представления не имел о том, что обнажен. Он будет оттягивать мысль о своем унижении так долго, как сумеет, хотя у него не было никаких иллюзий касательно того, что он не потеряет достоинство, прежде чем окончится этот день.
Электроды прикрепили к его гениталиям. Наверное, ему и правда следовало уже исполнить свой долг по производству наследника. Теперь, даже если он переживет сегодняшний день, непохоже, что ему удастся это сделать. Но женитьба была одной из тех немногих вещей, на которые у него так никогда и не хватило смелости.
Затем они начали.
Не имеет значения, как ты к этому относишься, но боль – это плохо.
Он стремился сохранить хоть какие-то остатки самоконтроля, вцепиться в них, сконцентрировавшись на этом как на методе отвлечься, хотя в действительности не было никакого отвлечения от ослепительно красных вспышек боли, проникающих в самые чувствительные места человеческого тела. И все же он старался. Сперва он старался не кричать. Но этого даже приблизительно не хватило так надолго, как он ранее надеялся. Крики, оказывается, приносили больше облегчения, чем он ожидал. Потом… ну что ж, потом всё, что он мог – это не называть им те имена, которые они хотели услышать, имена людей, рисковавших жизнью и здоровьем, чтобы сражаться с теми же самыми врагами, которые сейчас мучили Клауса; людей, которых Клаус поклялся защищать.
Так много смертей в этом веке – как костяшки домино, падающие под напором двойного зла фашизма и коммунизма. Миллионы, больше, чем можно сосчитать. В самом деле, спросил себя Клаус, что в этом море крови значит еще одна капля? Даже если она – его.
По его ощущениям, прошло не меньше пары часов, прежде чем он услышал свой голос, охрипший от бесчисленных криков, выдыхающий:
- Bitte*…
Он определенно еще не зашел достаточно далеко, чтобы не почувствовать себя униженным.
Ток сразу же выключили.
- Вы слышали это, товарищи? А мы-то думали, что он из железа.
Остальные засмеялись. Клаус жадно втягивал полные легкие воздуха, словно перед этим он тонул.
- Теперь вы намерены поговорить с нами, майор?
- Nein**. - Клаус не позволил себе поколебаться.
Русский хихикнул.
- Вы ведь понимаете, что мы собираемся прямо сейчас продолжить с электричеством до тех пор, пока вы не расскажете нам то, что мы хотим узнать?
- Ja***.
- Должно быть, это правда – то, что обычно говорят про Übermensch****! – с усмешкой заметил Миша своим подручным.
Клаус с трудом вспомнил свои познания в русском языке.
- По крайней мере, моя страна прекратила совершать жестокости. Это… та половина, которую вы, ребята, не контролируете.
Шпилька-провокация угодила в цель. Лицо Миши исказилось, и ток включили снова. На этот раз напряжение, очевидно, повысили, потому что боль стала гораздо сильнее. Спина Клауса выгнулась, когда он снова закричал во все горло.
У него сохранялась лишь одна надежда. Непохоже было, что спасение придет. То, что он знал о местонахождении своих алфавитов, равно как и других оперативников в данном районе, делало это в любом случае маловероятным. Но если бы спасение было возможным, если бы они знали, где он был или что его захватили, они, вероятно, уже вламывались бы в эту дверь.
Это оставляло только один шанс.
Клаусу было известно о пытках гораздо больше, чем ему бы хотелось. Многие из тех, кто пережил их, рассказывали о состоянии, подобном трансу, в которое они впадали и в котором нервы попросту отказывались регистрировать и проводить новые болевые ощущения. Эти ощущения превращались в странную форму почти-удовольствия, и так можно было продержаться много часов.
Он надеялся, что достигнет этого состояния поскорее. А если нет… если нет, то не стоит об этом думать.
Как выяснилось, он и близко не подошел к этому труднодостижимому состоянию неуязвимости, когда они сменили свою тактику.
Ток отключили, и Миша по-приятельски склонился над ним.
- Теперь, майор, вы знаете, на что это похоже. Как вы думаете, сможете ли вы сделать такое с кем-нибудь другим?
- Ложитесь сюда, и посмотрим, - ответил Клаус. Если честно, он был более чем уверен, что не сможет сделать этого даже с Мишей. Вообще ни с кем. Он неприятно удивлял сам себя не единожды за время своей карьеры, но еще ни разу – настолько неприятно.
- О, нет. У меня на уме кое-кто другой. – Миша махнул одному из своих подручных, который подошел к двери, открыл ее и сказал что-то, чего Клаус не расслышал. Минуту спустя вошли еще двое мускулистых громил в униформе, ведя с собой…
Клаус закрыл глаза.
- Он всего лишь идиот-гражданский, - пробормотал он. – Отпустите его.
- Как только мы получим ту информацию, которая нам нужна, - сладко пообещал Миша. – Вы готовы говорить?
Клаус бросил быстрый взгляд на пленника. Эроика, с руками, скованными наручниками, с мокрым от слез лицом, весь в синяках и даже не способный скрывать свой страх. Он выглядел так, словно рухнет на пол, если агенты выпустят его. Он уставился на Клауса в полном ужасе.
- Почему мне должно быть хоть какое-то дело до того, что вы с ним сотворите? – заставил он себя произнести. Дориан содрогнулся.
- Да ладно вам, майор. Весь мир в курсе, что вы двое – любовники.
- Весь мир ошибается. Я ни разу не прикоснулся к этому гомику, кроме как для того, чтобы ударить его, - прорычал Клаус чистую правду.
- Это правда, - подтвердил Дориан голосом, тонким от паники. – Ему на меня наплевать, и нет смысла…
- Этому вору очень даже не безразлично, что мы делаем с вами, майор, - перебил его Миша. – Мы дали ему полюбоваться через камеру наблюдения. Для него это оказалось в высшей степени огорчительным.
Ну естественно. Запугай жертву до смерти перед тем, как приступить к подлинной пытке. Это настолько ускорит работу.
- Вы что, позволили ему увидеть меня голым? – рявкнул Клаус, стараясь, чтобы его голос звучал сердито. Хотя в действительности его гораздо больше задевало, что Дориан слышал, как он кричал. Если бы он знал, что вор смотрел на него, то, может быть, сумел бы вытерпеть на несколько минут дольше.
- Я пытался убедить их остановиться, - залепетал Эроика. – Я умолял их, и я рассказал им всё, что знал, но они…
- Лучше бы ты не выдавал им никаких секретов, чтобы спасти меня! – заорал майор, сорванное горло у него болело.
- О, но он именно так и поступил, - заверил его Миша.
- Ты, проклятый предатель! – гаркнул Клаус специально для русских. Дориан воззрился на него, выглядя, если такое вообще возможно, даже еще перепуганнее, чем до сих пор.
- Увы, у него практически не имелось тех сведений, которых у нас бы уже не было. Теперь я вижу, что вы держите его в неведении. Жаль, потому что он рассказал бы нам всё, если бы только знал это.
- Вот потому-то я – шпион, а он – нет.
- У всех у нас есть свои пределы, майор. И сейчас я собираюсь прибегнуть к подходу, который считаю весьма эффективным для таких упрямых субъектов, как вы.
Дориан безуспешно сопротивлялся, пока его привязывали к соседнему столу и раздевали, как перед этим – Клауса.
- Я вам повторяю, - сказал Клаус, - на меня это не подействует. Вам даже незачем утруждаться. Я не заговорю.
- Увидим. Если это не сработает, мы просто снова займемся вами.
- Ну, тогда вперед.
- После того, как мы потратим некоторое время на то, чтобы пообрабатывать вашего любовника.
- Он мне не любовник.
Дориан и так уже был наполовину в панике. Он никогда не проходил подготовку для таких ситуаций, и он только что провел бог знает сколько времени, наблюдая, как пытают человека, которого он любит. Едва ли можно было рассчитывать, что он сумеет удержаться от криков. Клаус только был разочарован, что не смог скрыть свое собственное отвращение при этих звуках.
- Так, значит, вам всё равно, верно, майор? Вы ведь прекрасно знаете, что это за ощущения. Как долго еще вы сможете переносить такое – смотреть, как он это испытывает?
Клаус не ответил. Он подсчитывал в уме тех людей, которых арестуют, будут истязать, убьют, если он выдаст их имена. Кроме того, были имена людей, которых он не знал и которые тоже сдались бы. И как это повлияло бы на надежду сохранить хоть какую-то разумную степень свободы и безопасности для целых народов?
«Сегодня я собираюсь спасти тысячи жизней», - холодно и безрадостно подумал Клаус, когда воздух прорезали крики Дориана.
- Пожалуйста, - прохрипел Дориан, задыхаясь. – Ему же всё равно.
- Нет, не всё, - ответил Миша. - Вопрос только в том, насколько?
Клаус ожидал этого, но тем не менее это произошло чересчур рано для него. Дориан пытался сопротивляться, Клаус это видел. Он мог даже различить нотки извинения в голосе Дориана, когда тот принялся умолять его заговорить. Клаус ничуть не винил вора за это.
- Я по-прежнему не намерен говорить, - проинформировал он Мишу устало. – Так что вы можете пощадить его.
Миша лишь ухмыльнулся.
- Майор? Прошу прощения, но, пожалуйста, я не могу… - Слова Дориана утонули в новом вскрике. Клаус прикрыл глаза.
- Смотри на него, или мы начнем отрезать ему пальцы, - небрежно объявил Миша.
Клаус открыл глаза, и смотрел, и не разжимал губ.
- У вас на глазах слезы, майор. Не прикидывайтесь, что вам безразлично, что мы делаем с вашим вором.
- Он не мой вор. Прекратите это.
- Прекратить это – в вашей власти.
- Не впутывайте его в наши дела. Он же гражданский.
- Не изображайте наивность, майор.
Дориан уже почти перестал кричать и только тихо всхлипывал, когда за дверью раздался какой-то глухой шум. Все русские разом повернулись к ней и взяли на изготовку свое оружие, но еще прежде, чем они успели что-то предпринять, дверь внезапно развалилась на обломки с громким грохотом. В проем тотчас же забросили две гранаты со слезоточивым газом. Потом была короткая свалка с выстрелами, кашлем и обменом ударами, и всего лишь через минуту фигура в газовой маске и полевой форме уже стояла рядом с Клаусом, прикладывая к его лицу такую же маску. Это было благословенным облегчением; от кашля боль неимоверно усиливалась.
- Вы, идиоты, вечно опаздываете, - пробормотал Клаус, когда агент укрыл его простыней; он знал – алфавиты поймут, что это означает: «Спасибо вам».
- Мне только жаль, что мы не нашли вас раньше, майор. – Это был голос агента А. Другой агент, кто-то высокий, стоял у стола Дориана.
- Если это Z, вели ему держаться подальше от этого извращенца, - проворчал Клаус, его голос отдавался эхом внутри маски. Он чувствовал странное головокружение и обнаружил, что его обычные замечания звучат довольно забавно, с учетом обстоятельств.
- Пожалуйста, лежите спокойно, сэр. Мы сейчас подготавливаем носилки для вас обоих. Вас доставят в госпиталь в два счета. – Голос агента дрожал от гнева.
- Надеюсь, вы захватили Мишу живым. Он знает так много того, что… Как там Эроика? – требовательно спросил он, силясь заставить расслышать себя через маску. Ему необходимо было знать.
- Он пострадал далеко не так серьезно, как вы, майор. Пожалуйста, просто отдыхайте. Теперь вы в безопасности.
- Такой вещи, как безопасность, не существует, - сообщил ему Клаус, прежде чем наконец-то потерять сознание.
* * *
Лекарства, которые ему давали, были очень сильнодействующими, но всё равно было больно. Он проводил нескончаемые дни, лежа в госпитальной кровати и пялясь в потолок. Поначалу только отцу разрешили навещать его. Отец выглядел на двадцать лет старше, чем когда Клаус видел его в последний раз, и так, как будто смотрел на видение из ада.
Через несколько дней стали пускать и других посетителей. Шеф явился первым, сегодня утром, и пообещал ему медали и повышение. Клаус тщетно надеялся на повышение вот уже многие годы. Каждая медаль, которую он пока что успел заслужить, наполняла его школьнической гордостью, которую он смущался испытывать. Но сейчас он ощущал до странности мало энтузиазма по отношению к тому и другому.
- Если с вас уже достаточно оперативной работы, мы можем подыскать вам какие-нибудь другие обязанности, - заверил его шеф.
- Нацелились приковать меня цепью к письменному столу... – Клаус был слишком обессилен, чтобы держать глаза открытыми. – У вас ничего не выйдет.
- Будьте благоразумны, майор…
- Обсудим это, когда я поправлюсь, - оборвал его Клаус. У него не хватало энергии на спор. Но он не уйдет со своего поста, пока его не вынесут вперед ногами.
Шеф выглядел одновременно сдавшимся и восхищенным.
- Вы, - проговорил он, - ненормальный.
Он ушел, и вместо него в палате появился кто-то другой.
Клаус раскрыл глаза. Он уже понял по тихой походке, что это Эроика, но желал увидеть, в каком состоянии вор.
В очень хорошем, насколько можно было судить. Эроика был бледноват, но это, вероятно, было скорее связано с его умонастроением, чем с физическими травмами. Он двигался легко и свободно, со своей обычной грацией, и у него не было заметно никаких шрамов или синяков. Но его лицо выражало глубокую меланхолию.
- С тобой всё в порядке, - пробормотал Клаус.
Эроика попробовал улыбнуться, но это ему не удалось.
- Не благодаря вам. - Он постарался взять шутливый тон, и это тоже не получилось. Он оставил попытки улыбаться. – Вы ужасно выглядите.
- Ну извини.
- Я вижу, что вы не утратили своего сарказма. – Дориан помолчал. – Вам… очень больно?
- Да.
- Мне так жаль... – Еще одна нерешительная пауза. – С вами всё будет хорошо? Мне про это не хотят ничего сказать.
- Думаю, что да. Не уверен. – Клаус вконец вымотался от того, что произнес так много. Он позволил своему взгляду опять переместиться на потолок и сосредоточился на дыхании. Вор не ответил, и Клаус разрешил себе закрыть глаза.
- Вам наверняка досталось от них вдесятеро больше, чем мне, - неожиданно сказал Эроика. На сей раз в его интонациях не было ничего искусственного: он был откровенно испуган. Клаус чуть приоткрыл глаза – Дориан рассматривал его со страхом и тревогой, слегка покачивая головой. Клаус должен был выглядеть довольно-таки плохо. Он не видел зеркала с тех пор, как очутился в госпитале.
На самом деле упомянутое Эроикой соотношение правильнее было бы назвать «в двадцать раз больше», но Клаус не находил никаких причин упоминать об этом.
- Я не могу поверить, что вы так и не заговорили, - продолжал тем временем Дориан. – Я бы никогда не сумел такое выдержать.
Будь у Клауса хоть какие-то силы, он, возможно, рассказал бы Дориану о том, через что еще раньше прошел в процессе своих тренировок. И не только в самом начале своей карьеры, или когда он закончил базовую подготовку в Бундесвере на шпиона – но вдобавок не меньше раза за каждый проклятый год, дабы была гарантия, что он не потерял необходимые навыки. Хотя не то чтобы даже худшие моменты из этой подготовки могли сравниться с реальностью коммунистов, которые хотят, чтобы ты сделал нечто, чего ты не хочешь делать. Он потратил всю свою жизнь, готовясь к такой ситуации. И это не оказалось настолько трудным, как, похоже, считал Дориан, если вспомнить о некоторых других жертвах, которые Клаус уже принес ради своей страны. Клаус осознал, что его взгляд отклонился от красивого лица англичанина и снова смотрит на потолок.
В конце концов Клаус произнес:
- Мне никогда не хотелось, чтобы ты ввязывался в миссии НАТО. Я беспокоился, что может произойти что-нибудь в этом роде.
- А я-то думал, что просто вам не нравлюсь.
Клаус мало что мог ответить на эти слова. Он задался вопросом, почему потолок не могли выкрасить поровнее. Неужели это было так сложно?
- Полагаю, что я не могу по-настоящему винить вас, - сказал Дориан прерывающимся голосом. Он вздернул подбородок, стараясь говорить храбрым тоном. – Я подразумеваю – за то, что вы не заговорили. Я знаю, что если бы вы так поступили, то подвергли бы опасности множество людей.
- Вы и вправду это понимаете, лорд Глория? – спросил Клаус спокойно.
Он услышал, как Дориан сглотнул, а затем сделал глубокий вдох. Готовится к чему-то. Клаус собрался с силами.
- Вы… позволили бы им и дальше мучить меня, не так ли? – Голос Эроики был абсолютно бесстрастным и нисколько не дрожал. – До тех пор, пока они меня не убьют.
Клаус ничего не сказал. У него не было ответа, которого бы хотелось Дориану. Пока молчание тянулось, Дориан попытался рассмеяться, попытался самоуничижительно пожать плечами, что, впрочем, никого бы не обмануло.
- Хотя думаю, что мне не следовало этому удивляться. Вы же всегда заявляли, что ненавидите меня. – Дориан сжал губы, восстанавливая свой самоконтроль, перед тем как продолжить:
- Просто дело в том, что я и правда верил, что где-то там, в глубине души, вы втайне любите меня.
Клаус вздохнул, очень тяжело. И ответил, мягко и тихо, все еще не сводя взгляда с потолка:
- Это так и есть.
Периферическим зрением Клаус мог видеть выражение лица Дориана – столько, сколько мог вытерпеть. Это не было выражением шока, или ужаса, или боли, или гнева. Это была совершенная пустота, как если бы ни одно из тех мимических движений, на которые было способно его лицо, не могло адекватно передать того, что он сейчас чувствовал.
Через минуту Дориан повернулся и вышел из палаты, не произнеся больше ни слова, унеся с собой все тепло, которое в ней было.
Сквозь затворившуюся дверь до Клауса донесся голос шефа. Он уловил слова «идеально подходящая для вас работа». А потом голос Эроики, ответившего лукавым тоном:
- Извините, старина, вам придется найти какой-нибудь другой способ раздражать Вечного Майора. Меня это больше не развлекает. И пусть у вас не возникает никаких идей насчет того, чтобы обратиться в Интерпол; я знаю слишком много всяких подробностей и секретов.
Затем, уже подальше от двери, этот утонченный мелодичный голос весело продолжил:
- Я в последнее время бессовестно пренебрегал тобой, верно, Джеймси? Ничего, я всё это тебе возмещу нынче же ночью, мой ягненочек. И еще, я недавно узнал про одну очаровательную картину, о которой мы прямо-таки обязаны позаботиться…
Немного погодя пришла медсестра, чтобы сделать ему укол. Это стало главным улучшением сегодняшнего дня.
* * *
Две недели спустя майора отвезли домой. Когда машина остановилась, он издал удивленный возглас: на величественной парадной лужайке перед Шлосс Эбербах возвышался танк «Леопард». Его танк «Леопард». Тот самый, который украл Эроика – давным-давно, когда они впервые встретились.
- Он уже был здесь, когда мы проснулись сегодня утром, - объяснил дворецкий, пока Клаус осторожно перебирался из машины в стоявшую наготове коляску.
- Понятно. – Надо будет позвонить агенту А и приказать ему забрать отсюда танк. Ему стало любопытно, где вор прятал «Леопард» все эти годы.
- Там еще была записка. Я не вскрывал ее, поскольку знал, что вы должны сегодня возвратиться домой. – Дворецкий подал ее Клаусу. Это был маленький конверт, со словами «Майору фон дем Эбербаху», написанными знакомым почерком. Некоторое время он смотрел на конверт в легком изумлении, прежде чем открыть его.
Внутри конверта находилась одна-единственная вещь – сиреневая визитная карточка, похожая на множество тех, которые Клаус уже столько раз видел раньше. Она гласила:
«От Эроики.»
__________________________
* Пожалуйста (нем.) – Примечание переводчика.
** Нет (нем.) – Примечание переводчика.
*** Да (нем.). – Примечание переводчика.
**** Сверхчеловек (нем.) – образ, введенный Фридрихом Ницше в произведении «Так говорил Заратустра» для обозначения существа, которое должно бесконечно превзойти по своему могуществу современного человека; в нацистской идеологии под сверхчеловеком понимался идеал арийской расы. – Примечание переводчика.