Перевод фанфика Hunter «Pandora's Box» - "Ящик Пандоры"

[from-eroica-with-love]

Название: Ящик Пандоры
Переводчик:  Инна ЛМ
Оригинал: Hunter «Pandora’s Box» www.fried-potatoes.com/fanfiction/viewstory.php... Запрос о разрешении на перевод отправлен.
Размер: Драббл, 903 слова
Пейринг/Персонажи: Клаус Хайнц фон дем Эбербах; упоминается Дориан Ред Глория (Эроика)
Категория: слэш
Жанр: романс
Рейтинг: R!kink
Предупреждения: кинки (фетишизм, мастурбация)
Краткое содержание: Дома у Клауса есть ящик, о котором никто не знает.
Размещение: С моего разрешения.


Существовало много слов, которые могли бы выбрать коллеги майора, чтобы описать его. Большинство этих слов имели отношение к тем качествам, которые заслужили ему прозвище «Железный Клаус»; другие были нелестными, а некоторые – и откровенно непечатными. «Сентиментальный», безусловно, никогда не вошло бы в этот список, даже как шутка.
Поэтому все немало удивились бы, доведись им узнать о некоем ящике в задней части стенного шкафа в спальне Клауса. Этот ящик удивлял даже его самого, когда он всерьез думал об этом – что бывало нечасто, так как он не имел привычки впустую растрачивать время и умственную энергию на самокопание. Хотя для людей его профессии не было редкостью хранить сувениры о своей работе, Клаус ни в малейшей степени не относился к тому типу личностей, которые позволяют себе подобное потакание своим слабостям; ему не требовались «трофеи», чтобы тешить свое самолюбие или напоминать всем окружающим о своих достижениях. На самом деле он был склонен смотреть с пренебрежением на тех, кто не мог удержаться от того, чтобы не выставить свои достижения, точно на витрине. Его репутация, заслуги и послужной список говорили сами за себя.
И тем не менее был некий ящик, содержимое которого собиралось исподтишка и тщательно охранялось – и Клаус предполагал, что некоторые люди сочли бы это содержимое чем-то вроде трофеев, хотя он питал неприязнь к дополнительным оттенкам значения этого слова. Для него эти предметы были не военной добычей, приобретенной грабежом, но средствами получить облегчение, вынимаемыми из ящика изредка, от случая к случаю, когда Клаус чувствовал, что ему становится невмоготу. Не мог же он бегать непрерывно.
Там был кинжал, маленький и смертельно острый, оброненный и забытый в короткой стычке. Там был конверт с фотографиями, снятыми во время слежки – совершенно безобидными, если только не знать что-то об их объекте и о фотографе. Там был шарф, голубой, как глаза его владельца, с несколькими длинными светлыми волосками, так и застрявшими в его складках. И там была жемчужина всей коллекции – черный облегающий комбинезон, порвавшийся и выброшенный после какого-то неудачного приключения, а потом подобранный и сохраненный майором, когда никого не оказалось рядом, чтобы это заметить.
Все эти предметы были следами Эроики, собранными Клаусом в ходе их долгого знакомства и совместной работы. При всех его умениях и осторожности, лорд Глория все равно имел тенденцию оставлять что-то свое везде, куда бы он ни шел, и многое из оставленного в итоге рано или поздно попадало в пресловутый ящик. Однажды задумавшись об этом, майор осознал, что из-за этого вся ситуация выглядит практически так, словно из них двоих он – тот, кто преследует другого. Эта мысль была мгновенно отброшена куда подальше, и на тренировке он сделал пятьдесят дополнительных подъемов в сед из положения лёжа – в виде наказания; лицо у него так и пылало.
Он не был гомосексуалистом, продолжал твердить себе Клаус. Он вообще не интересовался сексом. Но он был человеческим существом, и поэтому обладал определенными потребностями, которые, пусть и низменные, нельзя было игнорировать. Хотя идея о том, чтобы вступить в физическую связь с этим вором, по-прежнему была ему отвратительна, Клаус не мог отрицать свое влечение к нему. Он уже давно перестал бороться с самим собой в этом вопросе, но решил сопротивляться действиям, вызванным похотью, которая, как он иногда подозревал, могла бы овладеть им. Однако, эти предметы, эти… мельчайшие крупицы Эроики – они были приемлемы, и даже более того. И они обеспечивали такую меру близости к этому человеку, которой Клаус хотел – пока что.
Поэтому Клаус сядет, окруженный своими сокровищами, и будет размышлять. Вспоминать. Воскрешать в памяти тихий, как шепот, звук атласной ткани и сияние солнца на золотых волосах. Он будет смотреть на фотографии, пробовать на остроту лезвие кинжала. И медленно, робко начнет трогать себя.
Вначале он почти стеснялся своего собственного тела, делая всё так быстро и деловито, как только удавалось, просто стараясь покончить с этим. Но постепенно, однако, он привык и стал нормально воспринимать этот акт, не торопясь и доставляя себе удовольствие такими способами, которые прежде и вообразить не мог.
Иногда он снимал галстук, распахивал рубашку и, просунув руку под свою неизменную футболку, поглаживал себе грудь легкими ласкающими прикосновениями, закрыв глаза и представляя, что эта нежно дразнящая его рука принадлежит не ему. В других случаях он подносил к лицу шарф, чтобы уловить исходящий от него тонкий, едва ощутимый приятный мужской запах. Этого запаха и сопровождающего его мысленного образа, нарисованного воображением, часто хватало, чтобы толкнуть его на грань разрядки, и он спешно расстегивал брюки, лез внутрь, брался за свой член и двумя-тремя грубыми резкими движениями заставлял себя кончить. А однажды он даже надел комбинезон. Тот был маловат, но это не помешало; Клаус не позволил себе отвлекаться на такое незначительное неудобство, думая только о том, что его тело – его обнаженное тело – соприкасается с той же вещью, в которой еще раньше побывало тело вора. В этот раз Клаус не продержался долго, и ему повезло, что он сумел не испортить комбинезон.
Потом он мылся, одевался и тщательно убирал всё обратно в ящик, после чего снова прятал его в самую дальнюю часть стенного шкафа. К тому времени, когда он покидал свою спальню, он чувствовал себя увереннее, его разум был яснее, и не было ни единого признака, способного указать кому бы то ни было на то, что он на миг отклонился от своего нерушимого железного воздержания.
И всегда, всегда он отталкивал от себя Эроику. Это было легче делать, зная, что в каком-то смысле Эроика всегда дожидается его – там, дома, в Шлоссе, безо всяких условий, обязательств и ограничений. Иногда Клаус гадал, нет ли у Эроики каких-то предположений о том, что происходит; в глазах вора, когда тот смотрел на него, нередко возникал некий блеск, намекавший на тайное знание… в подобные моменты Клаус ощущал себя почти уязвимым. Но он не дал бы Эроике воспользоваться этим преимуществом. Железный Клаус, уже успевший уступить своим желаниям, ни в коем случае не должен заходить дальше. Для него это может быть смертельно.
Не исключено, что в один прекрасный день этого ящика окажется недостаточно. До тех пор Клаус был в безопасности.